:::

Some people call me the space cowboy, yeah
Some call me the gangster of love

Cause I'm a picker
I'm a grinner
I'm a lover
And I'm a sinner
I play my music in the sun
I'm a joker
I'm a smoker
I'm a midnight toker
I sure don't want to hurt no one

Steve Miller Band - The Joker

:::

Боунс пыталась анализировать Бута дедукцией, индукцией, абстракцией… Всеми известными ей логическими приемчиками антрополога, которым ее научили в колледже. С костями – даже самыми изуродованными, покореженными и испорченными – и то было легче иметь дело, чем с Бутом.

Бут из тех парней. Только теперь, вместо спортивных курток цветов университетской команды по баскетболу, он носит цветные носки, нелепые галстуки и издевательские пряжки. Вместо забитых голов, он щеголяет засаженными преступниками. Вместо выигранных матчей – спасенными человеческими жизнями. Никто не смог бы сказать, что Буту не хватает размаха.

Самонадеянности в Буте хватило бы, чтобы поделиться с еще тремя. Мир для равновесия должен был по меньшей мере ненавидеть его. Третий закон Ньютона и все такое. Но компенсировать самонадеянность размером с Пизанскую башню почему-то никто не спешил. Люди любили Бута. Бут-душа-компании, Бут-свой-в-доску-парень, Бут-пойдем-выпьем-пива. А где-то между, или внутри, или просто под оболочкой – Бут-защитник и Бут-спаситель.

Боунс не понимала, каким боком она вклинивалась в этот его мир. Они не противоположности, вовсе нет. Но у них нет совершенно ничего общего. На Хэллоуин она оделась в супер-герл, а он – в профессора-задрота. Ее попытка походить на его гротескный образ провалилась точно так же, как и его. Но они оба пытались, верно?

Будь возможность, он и оперативникам, и судьям, и всем представителям официальных властей представлял бы ее как «Боунс». Хотя это все равно звучало странно: «Это доктор Темперанс Бреннан, - солидно, весомо, внушительно. А потом обращался к ней, совершенно панибратски, но уже привычно и не очень обидно: - Боунс, пошли, трупики заждались». Она знала, что он безмерно уважал ее. Она иногда говорила, что он навязался ей. Хотя в глубине души прекрасно знала, что они сами выбрали друг друга. Потому что они лучшие.

Шесть с хвостиком футов незлобивой насмешливости, ненавязчивой сексуальности, ленивого изящества и скрытой грации хищного зверя. А еще почти идеальное строение черепа, гармонично развитая мускулатура, пропорциональные кости скелета… Бут, наверное, был бы довольно красив. Если бы Боунс разрешила себе обратить на это внимание.

Бута удобно касаться. Можно комфортно уткнуться лицом в его плечо; можно не сильно задирая, но и не опуская голову разговаривать; можно пихать локтем и попасть точно под ребра. Касаться удобно, но не уютно. Дело даже не в электрических зарядах и прочей романтической чепухе. Дело в том, что это кажется иррационально правильным. И этого до иррационального мало.

Бут как чертик из табакерки. Сидит себе спокойно в коробочке, а потом р-раз – и выскакивает неожиданно. Боунс называет это «надевать спецагента». Словно вместе с черным строгим костюмом Бут иногда надевает на себя маску крутого и Очень Серьезного агента ФБР. А потом снимает, и этот Бут – родной и простой – заказывает черничный, или лимонный, или еще какой-нибудь сладкий пирог, таскает Паркера на шее и дарит ей новогодние елки с разноцветными огоньками. Хотя Боунс иногда сомневается, не надевает ли он, наоборот, рубаху-парня.

Будь он шахматной фигурой, то был бы пешкой. Не ферзем, не королем, а именно пешкой. В конце концов, только она, пройдя через все поле, может стать любой фигурой. Будь он картой, то был бы джокером. Определенно, джокером…

:::

fin