«Когда сыны Вениамина увидели, что они поражены, тогда Израильтяне уступили место сынам Вениамина, ибо надеялись на засаду, которую они поставили близ Гивы. Засада же поспешила и устремилась к Гиве, и вступила и поразила весь город мечом. Израильтяне поставили с засадою условленным знаком к нападению поднимающийся дым из города. Итак, когда Израильтяне отступили с места сражения, и Вениамин начал поражать и поверг Израильтян до тридцати человек и говорил: "опять падают они пред нами, как и в прежние сражения", тогда начал подниматься из города дым столбом. Вениамин оглянулся назад, и вот, дым от всего города восходит к небу. Израильтяне воротились, а Вениамин оробел, ибо увидел, что постигла его беда».
Суд. 20: 36-41

Пустые дома. И многие из них так и останутся пустовать.

В них не вернутся хозяева.

Пустые, осиротевшие дома – когда-то так уже было, верно? Но об этом помнят только Бен и Ричард, а остальные знают только по рассказам, которые пересказывались негромко…

Пустые дома. Пустота. В их Землю Обетованную вновь пришла смерть.

Вернулась.

…Здесь они жили, здесь смеялись, любили, ссорились, но не надолго, и готовы были умереть друг за друга – и это не пафос, нет. Не пустые слова.

Правда.

Готовы были умереть – и умерли. Были – и нет. И те, кто остались в живых, до сих пор не могут поверить в это. Были - и нет.

***

О, как они любили жизнь!!!

Вы помните Джейсона? Восторженного вечного пацана? Он не знал, что такое страх – но как он любил жизнь! Он не знал, что такое страх и готов был в самое пекло лезть. В самое пекло, не раздумывая. Ни секунды.
«Ты без тормозов, парень», - со вздохом говорил Бен, печально глядя на него сквозь круглые очки.
Джейсон ухмылялся. Он вообще все время находился в состоянии эйфории, дикой страсти к жизни, через которую он летел, как на крыльях, и его глаза сверкали так, как ни у кого больше.
Он обожал геройствовать, он обожал нравиться другим, он обожал схватить какую-нибудь девчонку поперек талии и кинуть в океанский прибой, а потом её, визжащую, мокрую, в песке, резко поставить на ноги и крепко, лихо поцеловать в соленые губы. Никто не сопротивлялся. Да, что-то он делал на публику… но это было от чистого сердца. От чистого сердца. За это его любили – все.
Он был молод, очень молод. Теперь он мертв.

***
Вы помните Мэттью? Сосредоточенного, серьезного, меланхоличного друга Джейсона? Трудно было представить себе более разных людей – на первый взгляд, по крайней мере. На самом деле, они оба были похожи. Чертовски похожи. Неудивительно, что они оба оказались в «десятке лучших людей» Райана.

Мэттью никогда никуда не летел, сломя голову, не кидался с разбегу в драку, не выяснив, что к чему. Он казался неразговорчивым, но стоило ему открыть рот, как он перетягивал на себя все внимание окружающих. «До чего умненький мальчик!», - умилялась Амелия. Мэттью сдержанно улыбался.

Он умел быть язвительным и циничным, но это удивительно ему шло. Он мог часами наблюдать за какой-то бесполезной суетой, усмехаясь и скрестив на груди руки. Сам он всегда делал только то, в чем видел пользу, и всегда – лучше всех.

Они ссорились с Джейсоном по пятьсот раз на дню, доходило до дружеских мордобоев и перемирий, после которых они брали виски и уходили пить на обрыв. С обрыва открывался такой вид, что хотелось заорать: «Я король гребаного мира!!!», словно в голливудском кино.

И Мэттью иногда орал, и они с Джейсоном громко ржали.

Он умел ценить каждое мгновение жизни, хоть прожил совсем немного. Теперь его больше нет.

***
Вы помните Люка?

У него было прозвище «Скайуокер», что было вполне предсказуемо, учитывая его имя и прическу. Его это устраивало. Его вообще все устраивало. Он был безудержным оптимистом. Он был безнадежным романтиком – и это странным образом сочеталось с его профессией физика. Впрочем, его коллега и сосед по лаборатории Гудвин тоже был романтиком. Хотя и циничным. Благодаря этому они отлично сработались: их громкие, как выражался Бен, «нецензурные» хохоты над какой-нибудь остротой на тему женщин был слышны в конце коридора.

Женщин он очень и очень любил, и это было взаимно. Когда он улыбался какой-нибудь из них, устоять было в принципе невозможно: так улыбаются только на красных дорожках бесконечного далекого Голливуда.

Да, в силу своей оптимистичной натуры он верил, что завтрашний день будет лучше предыдущего. Гораздо.

Кто знает, о чем он думал в ночь перед своей смертью?

***
Вы помните Айвана? Деликатного, острожного, иногда, казалось, нерешительного, но чертовски обаятельного парня? «Наверно, ты был в детстве отличником», - однажды задумчиво сказала ему Изабель. «А как вы догадались?», - жутко смутился Айван.

Из него получился бы отличный муж, отец семейства. Собственно, на материке у него осталась девушка, которую он собирался перевезти на Остров. «А с родами мы что-нибудь решим».

Вообще, во многом он был незаменим. Хотя бы в своем умении улаживать ссоры, мирить друзей. В чем-то он был пацифистом… ровно настолько, насколько позволяли обстоятельства.

В конце концов, обстоятельства сложились так, что он погиб.

***
Вы помните Райана? Он был непрошибаемым, как скала – на первый взгляд. Он был жестким, но, как говорила Колин, «на первый укус». А она знала, о чем говорила: она была женой очень похожего человека.

Если его просили «не перегибать палку», он оставлял за собой право перегнуть её еще сильнее. Хотя, все это зависело от того, кто спрашивал.

На него можно было положиться. Он никогда не нарушал обещаний и клятв. Никогда. Он умел держать слово и поступать по совести.

Однако, его больше нет.

***
Вы помните Тома? Конечно: как можно не помнить Тома? Этого необъятного человека-гору, который обожал пиво, сигары, и всегда добродушно хохотал, когда молодняк таскал у него из запасов и то, и другое? Любимым его занятием после охоты на кабана было поставить на поверженную тушу ногу и закурить. Потом накинуть на шею добычи веревку и потащить за собой. Одной рукой.

Бен говорил, что все его люди незаменимы, но Том – особенно. Что второго такого нет, не было и не будет. Он был прав – сотню тысяч раз прав.

Никто не умел говорить, как Том, убеждать, как Том, хохмить, как Том. Никто не умел быть таким, как Том. [/i]

Сначала на его глазах были убиты друзья. Застрелены. Задавлены. Хруст сломанной шеи Джейсона мог бы сниться Тому по ночам… но он не дожил до следующей ночи.

Жаль, не успел в последний раз презрительно усмехнуться в глаза своего трусливого убийцы.

***
Земля Обетованная больше не будет такой. Никогда.

«Буду ли я следующим?».

Бен чувствовал стекающую по лицу кровь. Он думал о приказе, который отдал Михаилу. Он знал, что совершил ошибку. Чудовищную, возможно. Хотя, для девушек это был лучший выход. Они были готовы умереть, они убежали его в этом.

Бен и сам был готов. Он не боялся смерти. Он боялся умирать медленно, беспомощно, чувствуя, как смертельная опухоль разрастается в твоей спине и забирает жизнь, а ты ничего не можешь с этим поделать…

Но умереть, не сдавшись? Ничего не сказав?
Легко. Его учили этому с детства. Он сам учил этому своих людей.

Нет, не легко. Он даже знал, что Бонни и Грета, наверняка, успеют испугаться перед смертью. Они – не Беа Клу.

Но, в конце концов…

Он устало прикрыл глаза. Боль разливалась по телу отупляющими волнами. Саднили связанные руки – руки, которые связала его собственная дочь…

Он почувствовал чей-то взгляд. Поднял голову: рядом стоял Карл, похожий на описавшегося щенка.

Бен с трудом улыбнулся разбитыми губами:

- Гордишься собой?

Карл поспешно отвернулся – на его лице отразился прямо-таки животный испуг.

«Посмотреть бы в лицо этой суке», - вдруг подумал Бен, «Джульетт. Перед смертью».

А будет ли она, смерть?

Кто знает. Все в руках Бога.

Он только надеялся, что на том свете у него будет шанс увидеть своих погибших людей.

Хотя бы на несколько минут.

Попросить прощения.

The end.

Сообщение отредактировал Игла - Понедельник, 28.05.2007, 02:05