Лост, Гудвин/Ана, 2.07, лёгкое АУ и ООС, ПОВ Гудвина, слов 884
Дисклеймер: не моё;
Реньши, на вторую годовщину нашего знакомства и семейной жизни. Потому что есть фики, которые, почему-то, не могут быть не написанными.
:idea:
***

День первый

Она оборачивается резко, и мокрые волосы падают на влажное смуглое лицо. На мгновение вместо черных прядей и просветов шоколадной кожи видится лишь какой-то абсолютно неправильный черный, словно безлунная ночь, саван. Её глаз, скул и губ почти не видно – женщина без лица - и в какой-то момент кажется, что я узрел перед собой ангела смерти. Если бы я верил в ангелов. Если бы чуял запах и чувствовал прикосновения смерти. Она откидывает волосы и пристально вглядывается, а я понимаю, что она может и не совсем обычный, но человек.

День третий

Она знает, что в их выживании совсем нет чуда, наоборот – их ждут тяжёлые испытания. Она знает, что и в третий день волшебства не произойдёт. На горизонте не покажется поисковый самолёт, на пляж не высадятся спасатели с набором первой помощи, с таблеткой аспирина от головной боли. Она знает, что надеяться на чудо глупо и вместо пустых мечтаний оттачивает своё новое оружие. Обычная ветвь дерева в её руках становится грозной. Как её новая хозяйка.
Ни у кого не возникает сомнения, что они обе знают, как убивать.

День восьмой
Она облизывает губы, и возбуждённо выговаривает хвостовикам, зная, что права. Все они подчиняются её напору и следуют за ней. Мужчины - выше на полторы головы и шире в плечах в двое; женщины - старше и, возможно, мудрее. Каждый из них в чём-то превосходит её, но она - ведёт, а они, лишь выполняют её желания, её приказы. Нелепые ведомые.
Иногда мне кажется, что я действительно среди этой толпы, подобной бездумным и безумным агнцам. В другой раз я смотрю на неё и вижу во взгляде что-то тёмное и непознанное, а в глубине всего - крохотную надежду – она думает, что знает как спасти.

День двенадцатый.
Она знает, что устала, но продолжает вести за собой. Она не позволяет себе спать ночью больше четырёх часов и просыпается от каждого шума. Она почти не улыбается. В пути и на привалах, смотрит исподлобья.

- В чём дело, Ана?
- Корпус мира, говоришь?..

Она знает, что я не буду повторять. И вместо ответа я действительно лишь делаю шаг ближе и развожу руки в стороны – безоружный - чуть нагибаюсь, чтобы смотреть ей в глаза

- Так убей

Она молчит. Не действует и не отступает. Просто молчит и не отводит взгляда, слегка скривив губы в подобие усмешки. Но ей не до смеха, как и всем вокруг, слишком много горечи и сейчас вся она сосредоточилась в уголке её губ.

- Вот он я, Ана. Перед тобою. Один и безоружен. Никто даже не спросит, почему ты вернулась одна. Что же ты бездействуешь?..

Она знает, что я сказал чистую правду, но молчит. Она смотрит.

- К чёрту, - шепчет она самой себе

Не выдерживает и отворачивается, идёт прочь. Я смотрю ей в спину, напряжённую прямую спину. И не могу оставаться на месте. Она знает и это.

В три шага я догоняю её, и хватаю за руку. Она делает жалкие попытки вырваться. Показные. Она оборачивается, и я прижимаю её смуглое жаркое тело к себе. Чувствую её дыхание на своей шее.
Когда она не так близко – можно не разглядеть, что под бременем навешенной на неё ответственности, Ана маленькая. Легко забыть, что её острый подбородок упирается в грудь – прямо в сердце, словно пытаясь пробить его.

- Посмотри на меня, Ана. - Она резко поднимает голову, и я смеюсь. Жёстко и отрывисто. - Не так, Ана, не так. Посмотри мне в глаза, а не запрокинь голову.

Переношу одну руку с её спины и беру за подбородок - чувствую, как под пальцами бьётся жилка.
Она наконец-то смотрит мне в глаза и больше не делает попыток вырваться. Смотрит пристально и без страха. Жадно.

- Ты чувствуешь это между нами, так…

Она резко выдёргивает руку, сильно сдавливает мою шею жестоким объятием, яростно впивается в губы. Она упивается своей силой, своим превосходством. Она знает, что это будет длиться столько, сколько позволю я.

Она знает, что я хочу. Знает, что я позволю.

Я сдираю её чёрную майку, которая как вторая кожа облегала её смуглое тело, стягивала её грудь. Мои руки занимают её место.

Ана порывисто дышит, не открывая больше глаз наоборот, зажмуривая их, словно на неё обрушилась, в неё проникает песчаная буря, а не мужчина.

Она знает, что я не закрою глаза ни на секунду.

День …

Она знает что идти, в общем-то, не куда. Её отряд всё меньше. Силы и вера, вроде бы, послушных ведомых испаряется на глазах. Она знает, что в таких случаях следует дать бой, пусть и отчаянный. Лучше так, чем быть перебитыми по одиночке. Она знает, что у них не шансов и нет надежды.

Я часто перехватываю её задумчивый взгляд. Всё чаще она смотрит на меня, но вовсе не так, как в те разы, когда мы отрывались от группы под предлогом поисков пищи, воды или топлива.

Она смотрит, и в её взгляде я вижу тоску и читаю решимость. И я начинаю улыбаться вместо ответа.

Она морщится, но не прерывает зрительный контакт. А вскоре она тоже улыбается.

Теперь и она знает, что из очередного «похода за…» вернётся только один из нас, и он будет решать участь оставшихся.

Она усмехается и вскидывает подбородок. Заигрывает, не сводит взгляд. На маленькой полянке посреди джунглей, она упирает руку в бок, а другой опирается на свою любимое оружие - бросает вызов. Причудливые тени вечернего солнца рисуют сбоку от неё тёмные очертания моей судьбы.

Она знает так много обо мне. Я знаю столько всего о ней, что мы не перестаём улыбаться.

FIN