…

Чтобы заглушить страх перед полётами, Ана-Люсия пьёт текилу в баре аэропорта.

Когда звучит просьба пристегнуть ремни, у неё начинает трястись нога.

Бармен поднимает шейкер. Куски льда

сумки и чемоданы рассыпаются

ровным слоем

по полу.

Неплохо, сейчас добавим.

Дрожь можно унять усилием воли, но тогда

ноги не бегут.

Ана вслепую шарит руками, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь устойчивое, и чувствует, что заваливается набок.

Это трудно назвать сном – скорее вынужденным забытьём вечно занятого человека, когда звук выпавшей из руки вещи мгновенно приводит в чувство. Чтобы не ткнуться локтем в пол, Ана, хватается за широкий поручень, который вдруг приподнимается и удерживает её от падения.

Прохладная тёмная кожа.

- Летаешь во сне, - проговорил Эко, тихо и неторопливо - его слова были маленькими парашютистами, с опаской выпрыгивавшими в этот мир.

- Не летаю – падаю, - её слова были всего лишь словами, она не лелеяла их в закутках своего сознания и не готовила заранее.

Эко листал библию, подсвечивая себе маленькой лучинкой. Так было каждую ночь, и Ана всё не могла взять в толк, что же он видит в книге: не читает же он её, в самом деле – с порезанными страницами-то! Много, много страниц без текста, с аккуратной квадратной дырой посередине. На каждой он задерживался так долго, что в конце концов Ана убедилась: всё-таки читает. Читает наизусть, освежая память лишь номерами строф, которые пропечатаны вверху.

- Почему? – спросил Эко.

Мама, услышав нытьё Аны, с точно такой же интонацией произнесла бы: что так?

Но это же очевидно. Или нет?

Мама дожидалась бы, пока Ана найдётся с ответом, чуть развернувшись по направлению к выходу в нетерпеливой позе.

Она стояла бы у огромного окна и смотрела на приземляющиеся самолёты, совершенно без понятия, что дочь сейчас замерла за её спиной и не знает, как подойти поздороваться. В конце концов мама обернулась бы, их взгляды встретились, и…

…на большее фантазии у Аны не хватало. Даже до этого места её сны никогда не доходили.

Не надо, не жди – тот самолёт никогда не приземлится.

Удивительно, до чего тщеславны люди. Каждый полагает, что его желания и страхи что-то значат для божьего мирозданья. Каждый думает, что только его собственные неповторимые демоны сотрясают этот мир. А гордыня, между прочим – смертный грех.

Нехотя отодвинувшись от уютного круга, отвоёванного у ночи тёплым желтоватым светом лучины, Ана развернулась и прислонилась спиной к спине Эко. Удобно устроила затылок между его лопаток. Взгляд упёрся в потолок, потонувший в удушливой тьме.

Ночь как ночь. Два взгляда, которые так и не встретились. Неистовый блеск, без которого невозможна эта глянцевая чернота; краткий обморок пальцев перед трепетом желания или дрожью отвращения…

Несбыточно, как и всё остальное.

Вот и сидели эти двое до рассвета, обречённо поддерживая друг друга; и не было между ними иной близости, кроме той, что позволяла ей без спроса привалиться усталым плечом к его плечу.

…

fin