***

Она тихо дремлет у затухающего костра. Свернулась калачиком, положила голову на руки, и повернулась лицом к догорающим углям. А искорки и язычки пламени, воспользовавшись моментом, бегают по её лицу, отражаются.

Это должно быть расслабляющее и одновременно возбуждающее зрелище, для Джека, который соблюдая дистанцию, сидит с другой стороны костра и старается не слишком часто смотреть на неё. Это, должно быть умиротворяющее зрелище для десятка выживших, с надеждой заглядывающих ей в глаза, ещё не осознавая, что она будет с искренним видом говорить им ложь, для их успокоения.

Это должно было быть просто красивое зрелище для меня, но я сижу к ней слишком близко, чтобы не видеть, как все эти искорки притягивают вслед за собой темноту. И по её лицу, спотыкаясь о царапины на скуле, мечутся тени.

Так будет продолжаться всю ночь.

***
Ранним утром, когда по телу ещё пробегает лёгкая прохлада, мы уходим в джунгли, за питьевой водой и фруктами. Нас шестеро, и нет ничего удивительного, что мы, словно школьники на экскурсии, разбиваемся на пары.

Очень быстро остров вытеснил чувство самодостаточности, чувство защищённости. А, в след за ними, и желание побыть одному. Не знаю, когда к нам смогут вернуться эти чувства. Не знаю, смогут ли вернуться вообще. Возможно, большей части выживших всю оставшуюся жизнь будет необходимо сжимать в своей руке чужую ладонь, опираться на чьё то плечо и ни на секунду не оставаться в одиночестве. Наверное, это даже хорошо, чувствовать себя частью чего-то большего.

Наверное, хорошо, но волки-одиночки с трудом переносят отсутствие личного пространства. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы чувствовать, что она одна из них.

Мы пробираемся дальше, и где-то там, в параллельной моим мыслям реальности, я говорю с ней о самых важных вещах - что делать дальше, как вовлекать всех в работу, как обуздать Сойера , как спастись.

Мы говорим о всех тех вещах, которые важны где-то там – на пляже, в кругу других, у обломков самолёта. А здесь, в чащобе, где есть только мы - ничего не стоят.

- Что?

Я задумываюсь, не сразу отвечаю на какую-то из её реплик. И она поворачивается ко мне лицом, слегка кривит губы в усмешке, и от этого движения царапины на её лице становятся ещё заметнее.

- Прости, задумался.

- О чём?..

- О тебе. – Отвечаю чистую правду, и на мгновение она теряется. – Ты плохо спишь, Кейт.

Недоумение и растерянность не долго держатся на её лице. Секунда, и она овладела эмоциями. И на её лице печать усталости.

- После того что случилось, после того как мы оказались здесь, мало кто может спать нормально.

Она говорит чуть тише, она говорит правильно – посттравматический синдром, стресс… Конечно, всё это не может не сказываться на нервной системе, всё это не может пройти не замеченным. Но есть что-то ещё, что-то более правдивое, о чём она не хочет говорить. И это что-то – что-то из её прошлого, что не даёт ей спать сейчас, на этом острове.

Несколько секунд молчания не оглушают своей тишиной, не кажутся долгими, благодаря шелесту листьев, чириканью птичек и шуршанию тропического леса. Несколько секунд и всё исчезает – недоговорённость и напряжение. Несколько секунд, и мы идём дальше. Мы разговариваем как прежде, и она улыбается.

***

- Знаешь, крепкий здоровый восьмичасовой сон это всё-таки не моё. – произносит Кейт в полдень, когда мы уже почти вернулись в лагерь со связками бананов, с крупными плодами манго и кокосов в сетчатых сумках. - Когда то давно, я разучилась спать как все. Так уж вышло. Понимаешь?..

Киваю головой в знак согласия, и она снова улыбается. Она мило улыбается, опускает глаза, и в этом нет никакого жеманства. Лишь знание того, что её улыбка может свести с ума, а сейчас не время, и не место. Да и я, не подходящая для этого роль. Скорее всего, не подходящая

Да, Кейт, я всё понимаю. Я знаю, что это такое, Кейт.

FIN