Это не было похоже на возвращение домой.

Домой хотелось возвращаться. Раз за разом. Даже им хотелось вернуться туда. Несмотря на случившееся двадцать пять лет назад.

Это только люди называли ад домом для демонов. Сами демоны считали его тюрьмой. И вечной пыткой.

Когда-то она не понимала, что возвращение сюда тоже может быть пыткой. Если из тебя вытравили всю человечность, тебе уже не может быть грустно, жалко, тяжело, страшно, больно. Забытьё и злость – вот что должно стать новой сущностью.

Но, оказалось, что возвращение сюда рождает только бОльшую злобу.

И боль.

Она видела, каково там. Каково там, где люди помнят друг о друге, заботятся, любят. И опять злость: она не помнила, зачем им это, не помнила, как это, какие ощущения рождает. Только пустота.

Но человеческое тело позволяло ей хотя бы со стороны видеть человеческие чувства. Купаться в недоступном и запретном.

Ее выдернули оттуда и вернули в ад. Здесь она была как все и не как все.

Потому что она ждала.

Пусть извращенно, эгоистично и чисто по-демонически, но она хотела вернуться к человеческим чувствам и точно знала, что скоро получит их прямо здесь. Сполна.

Она ждала.

Демон, которым она была, не упускал случая всадить ледяные занозы страха в ее надежду. Ему – ей – было все равно, кого пытать. Демон-Руби орал, что у них может все получиться, что они могут справиться, и Лилит станет еще одним трофеем на стене славы Винчестеров и еще одним горьким – сладким? – поражением Ада.

Она упивалась надеждой, что Винчестеры победят, страхом, что они победят, надеждой, что она дождется того, кто должен будет оказаться здесь, и страхом, что он тут окажется.

Ей казалось, что это так по-человечески – не знать, чего хочешь.

– Помогите! – услышала она вдруг. Знакомый голос. Она столько ждала…

Половина страхов и надежд в ней умерла в этот момент, но вторая половина встрепенулась, потянулась за этим голосом.

Дин.

Сладкий момент узнавания и предвкушения. Она чувствует, как по ней пробегают мурашки. Пусть не по телу, которого у нее нет сейчас, но только так она может описать свои ощущения. Если бы она вселилась в человека, она почувствовала бы, как ее дыхание сбивается, как внутри нее проходит сладкая волна ожидания, которая сжимается где-то внизу живота и ждет взрыва. То, что случится сейчас, сродни оргазму. Она знает, что получит человеческие чувства по максимуму. Ее захлестывает безумный восторг.

Хотя та ее мизерная часть, которая еще считает себя человеком, тихо напоминает ей, что сделают демоны, чтобы выжимать из Дина Винчестера эти чувства, в которых она собирается утонуть.

Но она говорит себе, что в тяге к гадкому, страшному и причиняющему боль тоже очень много человеческого. Иначе в аду не было бы так тесно…

Она идет на голос. Случайный отросток ее сущности касается цепей, и дрожь от них передается ей электрическим зарядом. Крюк на конце этой цепи пробил Дину плечо. Он пронзает мышцы, раздирает вены, артерии, ломает ключицу, и все равно тянет, тянет, тянет, будто собирается вырвать кусок плоти. Но Руби знает, что ничего такого не произойдет. Душа не тело, она лишь память о нем, и именно эта память позволяет демонам сдирать кожу, выворачивать кости, терзать внутренности. Потом душа забудет о теле, и демонам придется искать новые пытки.

По бесконечным натянутым цепям-струнам несется жуткая песнь боли, ужаса и… надежды. Она чувствует, как внутри нее все сводит от наслаждения.

– Кто-нибудь! Помогите мне! – слышит она крик, когда демон всаживает в Дина новый крюк.

Странная штука – память. Руби не помнит, каково быть человеком, но зато прекрасно знает, что кричала она. Здесь. Тогда. Когда еще не стала демоном…

Она кричала: «Пожалуйста!» Ей казалось, что это слово, которому учат детей, должно остаться внутри демонов, ей казалось, что оно неистребимо.

Она кричала: «Пожалуйста!», потому что детям ведь прощают все, когда они употребляют это «волшебное слово». Тогда она была готова поверить во все. Даже в силу слова «пожалуйста». Лишь бы они остановились!

Она кричала: «Пожалуйста!», а им было все равно.

Хотя нет… Сейчас она точно знала, что им было не все равно.

Вокруг висящего на цепях крутились все новые и новые демоны. Но Дин не собирался умолять. Они рвали его, желая выжать до конца эту надежду на спасение. Со стороны могло показаться, что это их развлекает. Или, может быть, что они обязаны это делать по какому-то немыслимому контракту.

Но сейчас Руби знала, что они всего лишь завидуют. У них этой надежды нет. Им не к чему стремиться, и их никто нигде не ждет. Они бросались на новую жертву, чтобы оправдать себя, которые когда-то сдались. Чем дольше Дин будет сопротивляться, а Руби не сомневалась, что он будет сопротивляться вечно, тем злее они будут становиться. Демонам не бывает стыдно. Это слишком человеческое чувство, чтобы они его испытывали, но они не хотят вспоминать, как забывали себя. Они должны сделать попавшую сюда душу такой же, как они сами, чтобы ничего не напоминало им о себе. Чтобы среди этих цепей сопротивляющаяся душа не была для них вечным упреком.

– Помогите! – впился в нее новый крик, пронзающий насквозь. И Руби вдохнула его настолько глубоко, насколько могла. Она не хотела упустить ни капли человечности.

Иногда она думала о том, сколько же демонов здесь так же, как она приходят сюда, чтобы наполнить себя хотя бы чужими воспоминаниями. Зависть – смертный грех, а значит, лучшее чувство для демонов. Как же она сейчас завидовала Дину, который источал вокруг себя надежду и уверенность, что он поступил верно! Да, ко всему этому примешивался сводящий с ума ужас – демоны умели пытать не только воспоминаниями о физической боли, но и душевной. В Дине-то все это еще было, а в ней – пустота. Ему было за что цепляться. Руби знала Винчестеров. С их живучестью он бесконечно будет держаться за свою память, раз это единственное, что остается.

На миг эта человечность захлестнула ее, и она, отвернувшись, двинулась к более спокойным и почти готовым стать демонами душам.

– Сээээээм! – сорванный голос зазубринами врезался в нее, продирая до остатков собственной души. Она бы зажмурилась, если бы демонам это позволялось. Ей показалось, что все эти цепи-струны должны были лопнуть, потому что не способны выдержать таких нот. Демоны вокруг Дина отпрянули от него. И все же...

Он никогда не звал Сэма.

Так не звал.

Он звал предупреждающе:

– Сэм! – чтобы тот обернулся, когда сзади приближалась тварь.

Сердито:

– Сэм! – чтобы младший Винчестер заткнулся и не успел ляпнуть что-то такое, из-за чего бы всем стало больно и стыдно.

Мягко:

– Сэм, – чтобы успокоить его головную боль, приходившую вместе с видениями.

Пронзительно:

– Сэээм! – вместе с громом, чтобы хоть так умирающий Сэм услышал его.

С миллионом чувств в одном слове:

– Сэм, – чтобы убедить себя, что все получилось. И собственная душа, которую он обменял на жизнь брата, уже не важна, потому что: «Сэм...»

Но никогда она не слышала в одной фразе слов «Сэм» и «помоги». Потому что Сэма следует защищать, беречь, присматривать за ним. Так завещал отец. А разве Дин может противиться приказу Джона Винчестера?

Ей стало жутко. Потому что Сэм – последняя надежда. Последний спасательный круг, за который он цепляется холодеющими пальцами. Самый край скалы, под которой бездна. Бросься туда - и ад получит страшного солдата...

Руби захотелось заткнуть уши, которых у нее нет, и убежать на край света, которого нет у ада, лишь бы не слышать больше этого оглушительного «Сэээм!»

И она зажмурилась.

Даже не поняв, как это возможно.

Она сообразила, что действительно зажмуривается, когда кто-то настойчиво начал похлопывать ее по щекам. Это тоже не очень походило на возвращение домой.

– Я не боксерская груша, – выдавила она сквозь зубы. И демон удивился самому наличию эти зубов.

– Очнулась? – спросил ее ледяной голос человека, который не мог бы быть в аду. Руби открыла глаза. Тот же дом, где она встретилась с Лилит. То же тело маленькой блондинки. Тот же Дин в крови и рваных ранах.

Нет, не тот же. Не было ни цепей, ни крюков, ни демонов. Он просто лежал на полу, кровь растекалась вокруг и медленно расползалась по щелям в паркете, рисуя как-то ужасающий знак.

– Очнулась?! – рявкнул ей в лицо Сэм. Она заметила слезы на его щеках и при этом жуткую злость. Руби вздрогнула. Может быть, она и стремилась, чтобы Сэм стал самостоятельным и сильным, но на самом деле она с трудом представляла себе, как будет выглядеть эта сила.

Сила оказалась пугающе мощной.

Он опять хлопнул ее по щеке.

– Сэм! Полегче! – одернул его стоящий сзади Бобби.

– Я знаю, как вести себя с демонами, – зыркнул в его сторону Сэм. – Очнулась? – он опять обращался к ней.

Руби кивнула и села на полу. Ее пальцы попали в еще теплую кровь Дина. Она отдернула руку, будто от удара.

«Кто-нибудь! Помогите мне»

– Я очнулась. И я не твоя боксерская груша.

– Отлично, – улыбнулся Сэм, и Руби стало не по себе от этой улыбки. – А теперь ты мне расскажешь все.

Руби нахмурилась.

Она всегда говорила то, что он хочет слышать. Ведь это так по-человечески - угадывать желания других. Чего он хочет сейчас?

Знать, как его брат висит на цепях посреди ада, и демоны творят с ним все, что придет в их вывихнутые мозги?

Знать, как они – и она вместе с ними – завидуют тому, что он на что-то надеется, что в нем еще так много человеческого?

Знать, как они пытаются заполнить себя его воспоминаниями, чтобы хоть на миг иметь память, а потом мстят ему за эту свою слабость?

…что она его видела?

…что есть способ спасти Дина?

…что он может спасти Дина?..

«Сээээм!»

– Сэм, там время идет по-другому, – она как всегда заглянула в глаза младшего Винчестера. – Минуты здесь превращаются там в часы. Если ты собираешься его спасать, делай это быстрее.