Их первый разговор состоялся при весьма печальных обстоятельствах. Но Луна если и верила в приметы, то совсем не в те, в которые верят обычные люди. А Фред – он вообще не был суеверным настолько, насколько таковым может быть волшебник.

Это были похороны Дамблдора. Фреду в тот день казалось, что никогда еще он не слышал такой оглушительной тишины, хотя вокруг колыхалось людское море. Он прошел вперед, ближе к школьникам, чтобы найти в толпе Рона и Джинни, но тут начал свою речь человек в черном костюме, стоявший у тела, и пришлось остановиться. Рядом оказалась девчонка с длинными соломенными косами, с райвенкловским галстуком, выбивавшимся из-под траурной мантии. В её ушах покачивались сережки-редиски: нелепое и трогательное украшение.

- Ты Луна Лавгуд, да? – негромко спросил Фред.

Она обернулась и в упор посмотрела на него своими странными большими глазами навыкате, мерцающими от недавних слез.

- Да. А ты – брат Рональда и Джиневры. Фред Уизли. Или Джордж?

- Фред. Слушай, - вдруг продолжил он, словно что-то вспомнив, - я хотел сказать… ты молодец.

Луна молчала и смотрела, не мигая. В жизни Фреду не приходилось видеть такого странного лица и такого странного взгляда.

- Ты молодец. Рон мне рассказывал, что из всей Армии Дамблдора на призыв о помощи откликнулись только вы с Невиллом. Знаешь, это дорого стоит.

- Знаю, - она вдруг слабо улыбнулась одними губами. – Немного необычно видеть тебя таким серьезным.

Фред удивленно поднял брови:

- В смысле?

- Ну, вы с Джорджем, всегда были такими…

- Что, несерьезными? – усмехнулся он.

- Да. Не не легкомысленными, а …

- Я понял, кажется, - о чем, в сущности, они говорят?

Луна кивнула, совсем, кажется, не обидевшись на то, как резко он её перебил, и серьги-редиски качнулись в её ушах. Человека в черном, тем временем, сменила профессор Макгонагалл, её голос, усиленный заклятием сонорус, дрожал от сдерживаемых слез. А люди вокруг их уже не сдерживали.

- Неужели… все?.. – всхлипнула какая-то студентка рядом с Луной и Фредом. – О, Мерлин, неужели…

- Не плачь, Рокси, - Луна взяла её за рукав. – Не все! Я тоже плакала, а потом вспомнила кое-что, что мне когда-то сам профессор Дамблдор сказал.

Но Рокси не слышала её, она с упоением рыдала в носовой платок, заглушая слова Луны.

- Так что сказал тебе профессор Дамблдор? – спросил Фред.

Луна отпустила рукав Рокси и подняла глаза к небу.

- Когда я была на первом курсе, - с какой-то потусторонней безмятежностью начала она, глядя на облака, - он однажды угостил меня лимонной долькой в коридоре. Я там стояла и плакала, потому что я вспомнила свою маму.

- А твоя мама…?

- Умерла. Неудачный эксперимент проводила – и умерла. Взрыв – и все. Я была совсем маленькая тогда. А профессор – он сказал мне, что смерти, на самом деле, нет. Что те, кто ушел из этой жизни, они продолжают жить – внутри сердца, внутри головы у нас.

«Внутри сердца, внутри головы»… Эта неуклюжая, почти грубая формулировка из уст странной девочки Луны Лавгуд вдруг предала странную новизну и искренность этим простым, старинным истинам.

… А второй их разговор произошел уже на свадьбе Билла и Флер. Фред, со смехом перебрасываясь на ходу хохмами с гостями, чувствуя в голове легкий шум от выпитого вина и праздника, забежал в дом, переодеть чересчур жаркую праздничную мантию. Луна в одиночестве стояла возле стены с фотографиями, внимательно изучая движущиеся картинки.

- Привет, - сказала она, повернувшись на звук распахнувшейся двери. – Ты Фред. Я тебя отличила на этот раз.

- О, Луна! – Фред переступил порог, едва не споткнувшись(и с нежностью подумав о крепкой медовухе тетушки Агаты, выпитой где-то в числе последних порций алкоголя), – Здорово. Да, верно. Это я – вроде бы.

- Милая у тебя мантия. Но куртка, в которой ты был на похоронах Дамблдора, мне нравилась больше.

- Спасибо, - хмыкнул Фред. – Просто я решил, что похороны и свадьба…

- Кто это? – перебила Луна певучим голосом, протягивая указательный палец к одному из снимков.

Фред подошел поближе.

На старой фотографии улыбались в камеру двое неотличимо похожих друг на друга длинноволосых молодых мужчин. Они стояли на холме, а в очертаниях дома неподалеку от них безошибочно угадывалась Нора.

- Фабиан и Гидеон, - ответил Фред. – Мамины братья. Погибли во время первой войны.

Луна вплотную наклонилась к фотографии, почти касаясь носом стекла, словно желая углядеть в снимке какие-то скрытые знаки, детали.

- У мамы наверху есть такая же фотография. Она часто разговаривает с ней, когда думает, что никто не слышит. Когда мы с Джорджем были маленькими, мы… ну, в общем, мы считали, что это безумие.

Фред сам не понимал, почему вдруг начал рассказывать это полузнакомой девчонке не от мира сего. Возможно, это был ответ на её откровенность тогда, на похоронах Дамблдора. Хотя было ли это откровенностью? В конце концов, в тот день это было уместным – вспоминать о том, кто ушел…

- Это не безумие, - назидательно произнесла Луна, отрываясь от фотографии и оборачиваясь к Фреду. – Помнишь, что я говорила тебе про тех, кто умер?

Не дожидаясь ответа, она пошла к выходу, что-то напевая себе под нос.

… Можно сказать, что их третий разговор состоялся посреди одного из солнечных дней следующего мая. Отец тогда не отходил от Луны ни на шаг, она все время держала его за руку, как маленького. Свет был таким ярким, что, отражаясь от белых могильных плит, слепил глаза.

Букет незабудок в руках Луны, еще каких-то полчаса назад бывший необъятным, а теперь заметно поредевший, начал увядать. Она сбрызнула его водой из палочки и мягко обратилась к отцу:

- Папочка, ты можешь подождать еще пару минут? Я не всех успела навестить.

Ксенофилиус кивнул. Он старался держаться молодцом.

Отпустив отцовскую ладонь, Луна прошла вперед, вчитываясь в имена, высеченные на плитах. Наконец, она остановилась перед той, что гласила:

«Фред Уизли.

1 апреля 1978 – 2 мая 1998.

Любимый сын, брат, друг, герой.

Не скучай без нас, дорогой.

Мы встретимся, и всё будет как раньше».

Луна отделила от общего букета букетик поменьше и опустила его на край могилы. Среди растущих неподалеку деревьев начал петь соловей, но тут же оборвал песню.

- Здравствуй, Фред, - со своей странной, потусторонней улыбкой, произнесла Луна. – Вот, я пришла навестить тебя. Мы с тобой в этом мире успели мало пообщаться. Но немного получилось. Ты, я знаю, не превратился в призрака, а сразу ушел - туда. За вуаль. Я видела эту вуаль и слышала голоса тех, кто за ней. Гарри тоже…. Наверно, он тебе рассказывал. Там с тобой много хороших людей, я думаю, тебе не очень скучно. Так что твои родные могут не волноваться, - добавила она, проводя рукой по вырезанной на мраморе фразе «Не скучай…».

Луна обернулась на стоявшего неподалеку сгорбленного отца и снова повернулась к плите:

- Тут недалеко моя мама похоронена. Я часто прихожу с ней говорить прямо сюда, когда мне кажется, что она на меня обиделась и не приходит домой. Правда, у нас и дома сейчас нет – взорвался во время войны. Так что пока я здесь часто буду. И сюда буду обязательно поглядывать. Буду здороваться с тобой. А еще ты на похоронах Дамблдора сказал, что я – молодец и смелая. Но ты – ты настоящий герой. Спасибо, что ты не побоялся им быть.

Подумав еще немного, Луна выпрямилась. Неожиданный порыв теплого ветерка ласково взъерошил её волосы.

- Ну, пока, Фред? – буднично спросила девушка. Помолчала, прислушиваясь к тишине. Потом кивнула, улыбаясь, словно бы в ответ на слова, которые могла слышать лишь она.

И побежала к отцу.

Those who are dead are not dead
They're just living my head
And since I fell for that spell
I am living there as well