:::

Тридцать три коровы – это крайне много, особенно для жителя Чикаго; Тридцать третий зуб – наверное, жутко неудобно, где бы ему поместиться? Тридцать три серебряника…

Бог любит троицу, это да. А падшие ангелы? Блин-тарарам, раньше думал что вся нечисть предпочитает шестёрки и прочие демонические примочки, а поди ж ты… Вот так вот и можно потерять веру в разум. И чувства. И их и свои.

Банкнота была совсем новенькая, хрустящая, и невероятно манящая. Такой было бы жалко расплатиться в магазине. Ну, если предположить, что хоть один продавец в здравом уме принял бы её… Хотя, может старина Эрл и соблазнился бы, но уже два месяца как он отправился устраивать представление страшного суда в Городе Ангелов.

И всё-таки, купюра притягивала взгляд, гипнотизировала. Ещё бы, вы часто видите настоящую долларовую банкноту достоинством в тридцать три бакса? Вот и я впервые. И, честно признаюсь, это меня не кисло так смущало. Почти так же сильно, как изображение тихонького такого старичка на месте президента Ю-ЭС-ЭЙ. Ах да, совсем забыл уточнить, он подмигивал. В смысле оно подмигивало и щурилось. Изображение.

Ещё раз потёр глаза руками, и пометил в мысленном списке среди обязательных вещей визит к окулисту. Конечно, если найду чем расплатиться за приём.

Старичок продолжал нагло ухмыляться. Нет, так дело точно не пойдёт. Ухватив банкноту за самый краешек, я направился к подвалу для проведения серии экспериментов. В полной уверенности, что если уж не на первом, то к третьему опыту, старикашка перестанет быть таким самоуверенным. А я узнаю, что это за чертовщина и откуда она появилась в моём доме.

Моим планам не суждено было сбыться – раздался короткий и уверенный стук в дверь. Мне не надо было гадать, кто стоит по ту сторону, подобный стук характерен только для одного человека, небесного воина по сущности, а в материальном мире просто Кэррин Мёрфи.

***
- Тридцать три это сложное число. С одной стороны две тройки подряд, это почти такой же символ мастера, как одиннадцать или двадцать два. Но две тройке в сумме дают шесть - число дьявола, а тут уже ничего хорошего …

Говорить с Кэррин было всё равно, что говорить с самим собой: она всегда внимательно выслушивала, задавала вопросы - редкие и по существу, вникала во все тонкости и находила решение. Так было всегда.

На этот раз Кэррин слушала меня словно бы в пол уха, стоя у книжного шкафа. А её руки машинально, неторопливо и как то-то нежно, пробегали по нестройным рядам пыльных томов. Я позволял её это делать по одной простой причине – ничего опасного в этих книгах не было и быть не могло. Просто всякий хлам, скопившийся за многие годы. Ну, может и не многие, но беллетристика таки скопилась под моей крышей в приличном количестве. Почему-то, книги в доме появлялись с завидной частотой, хотя не припомню, чтобы я покупал что-то в последние года полтора, кроме парочки дешёвых романов для Боба.

- И я не знаю откуда она появилась, быть может, даже прикасаться к ней…

- Тридцать серебренников.

Пока я разворачивал свой диалог, Кэррин нашла что искала. И теперь протягивала мне раскрытую книгу. Я недоумённо вскинул бровь.

- За тридцать серебренников Иуда предал Христа. – спокойно произнесла она – Тридцать. А не тридцать три.

Я уставился на тёмные строчки раскрытой страницы. Взгляд, каким-то непостижимом образом тут же выискал число тридцать. Кэррин была права, и вся моя великая теория про посланцев дьявола, возможно, использующих эту купюру как портал для проникновения в мой мир красиво рассыпалась на кусочки.

- Блин-таррарам.

Почему-то оказываться паникёром и идиотом на глаза у Кэррин было не очень приятно. Но она лишь со вздохом закрыла книгу.

- Ты снова заработался, Гарри. Прими душ, проспись, а потом походи пару дней по городу, проветрись… - в голосе моего светлого воителя я почувствовал утомлённость и нотки разочарования. Возможно, поэтому я и не стал перебивать женщину на полуслове. - А когда придёшь в себя, и вспомнишь, что сегодня тебе исполнилось тридцать три года, позвони мне и мы вместе посидим вечерком в каком-нибудь баре. И ты поблагодаришь меня за необычный и, судя по всему, единственный, подарок.

С этим словами Кэррин поставила Новый завет обратно на полку, а сама направилась к выходу, и через мгновения в моём доме снова не было ни одного гостя. И это в день рождения-то.

Я так и таращился на банкноту, с которой на меня, теперь укоризненно, поглядывал старичок. В его глазах читалось неодобрение – словно бы он в свои сто с лишним лет такой оплошности бы не допустил, а вот я….

Блин-тарарам, похоже, тридцать три забытых года, это и слишком много для меня, и слишком неудобно.

fin