«В нашем мире жестокость потеряла всякий смысл. Она просто больше не считается жестокостью. Разве жестоко убить того, кто, если остался бы жив, однажды пришел бы за тобой? Пусть ты выстрелил в спину. Пусть у него не было оружия. Хотя… Вы хорошо знаете, что тут нет людей без оружия. Он просто не успел его вытащить. Ведь тебе досталось дурное умение со Старой Земли – выхватывать пистолет на мгновение быстрее, чем тот, кого ты убьешь. Ни сожалений, ни угрызений совести, ни раскаяния. Просто один выстрел, чтобы не усложнять эту, и без того нелегкую, жизнь. Знакомо, да? Сколькие из вас, не задумываясь, доверяются собственному пистолету, а не словам? Разве вы испытываете в этот момент что-то к человеку, стоящему напротив вас? Разве вы считаете, что поступаете жестоко?

Для жестокости надо испытывать хоть что-то к тому, в кого ты стреляешь. Предположим, он стащил твою еду, или убил близкого человека, или угнал твой корабль. Особенно, если он угнал твой корабль. Неплохой повод, да?

Хотя ничего из этого, скорее всего, не случится. Потому что все решил один выстрел. Один выстрел и два исхода: убьешь ты или убьют тебя. В любом случае ты перестанешь тревожиться. Либо будешь сытый обнимать любимую на своем корабле, либо твой труп будет валяться под палящим солнцем окраинной планеты, и до него будет дело разве что стервятникам.

Странная вещь с этими стервятниками. Они появляются на каждой терраформированной планете. Их не завозят, их не разводят, они не входили в фауну планеты до терроформации. Они появляются с приходом людей. Будто они заложены в саму суть Земли – дождаться, пока что-то умрет, и занять его место. Люди, правда, пошли дальше: они не ждут – они убивают. И оставляют тела стервятникам. Они не хотят тратить время на закапывание убитых. Им надо защищать «свое» от следующих мертвецов или самим стать мертвецами. Мы все работаем на стервятников. А они просто ждут.

Но главное, ни убитые, ни убившие не видят жестокости во всем том, что делают. Слово «выжить» так въелось в их кожу, что заменило все смыслы жизни и убило страх перед болью, причиняемой другому человеку. Они просто отдались этому слову. Оно руководит ими. И они точно уверены, что однажды натолкнутся на того, кто будет верить в это слово сильнее, чем они. Стервятникам нет разницы, чью плоть клевать – правых или неправых.

Выжить – хорошая почва для жизни, но слишком пустая. Скажете, что стоит сначала выжить, а потом уж искать смысл жизни и идеалы, в которые верить? Я отвечу вам: будет слишком поздно, потому что понимание, что жить незачем, придет раньше, чем пропадут все угрозы вашей жизни.

Я знаю одного человека. Сейчас порой он бывает очень жесток и не видит за собой этой жестокости. Наверное, когда-то он был другим, я не был знаком с ним тогда. Но однажды он потерял то, во что верил. Его идеалы разбились. Он испробовал все. Он пытался спрятаться в безумии, потому что так было проще всего. Он хотел все забыть, но воспоминания живут сами по себе и приходят ночами, когда он не мог им сопротивляться. Они заставляют его просыпаться в ледяном поту и ужасе. Он чувствовал себя преданным и пустым. И не знал, чем заполнить эту пустоту. Женщинами? Виски? Риском? Новой войной? Но он уже не видел во всем этом смысла. Он больше не считал, что за что-то стоит бороться и что-то следует спасать.

И что же он? Я отвечу вам. Он нашел выход. Он сильный человек и нашел выход.

Он купил космический корабль. Старый, давно списанный «файерфлай». Мир стал слишком велик для него, а прятаться лишь внутри себя он никогда не умел. Он построил собственный мир. Корабль стал для него этим миром. Он дал ему имя того места в его жизни, которое разрушило его самого. Он назвал его так потому, что теперь это – его мир. Он здесь бог и может исправить то, с чем не смог справиться тогда. Он готов защищать свой осколок мечты.

Он набрал экипаж. Когда-то он потерял почти всех, с кем воевал, кем командовал, за кого нес ответственность. Теперь он набрал людей, которых не потеряет. Не потеряет ни за что и никогда. Он намерен доказать, что способен отстоять свою мечту. И пусть это всего лишь крупинка во вселенной. Каждый, кого капитан посчитает членом экипажа, получит полную защиту. Кто-то скажет, что капитан запер себя и этих людей в клетке и забыл о мире? Может, это и так, но ему нужен был этот собственный кусочек мира, чтобы вытащить себя из небытия.

Единственное, чего он не сделал, – он не принес смысл в свой мирок. «Продолжать лететь» – это не смысл. Это бегство. Это то же выживание, просто названное другими словами. И большой мир со своими правилами все равно однажды встанет на пути, и ему опять придется выбирать сторону и при этом так сильно верить в то, что он делает, чтобы убедить в этом и свой маленький мир-корабль.

Зачем я рассказал вам эту историю? Чтобы вы поняли: нужно не только бежать и прятаться, чтобы никто и ничто не прорвалось в твой мирок, но и вспомнить, что вокруг тоже что-то есть. Вспомнить, что когда-то это было важно для тебя. Да, ты был прав, когда нашел, во что верить, но сейчас твоей веры только в свой корабль, команду и пистолет – недостаточно. Нужно поверить, что кое-что все-таки можно изменить. Пусть даже лишь слегка сдвинуть с привычного места и не более. Я не прошу тебя быть героем, Мэл. Я прошу тебя лишь поверить в то, что ты делаешь, а не просто лететь. Может быть, это – осколок моей мечты. Всего лишь верить…»

Когда последние слова перестали звучать голосом пастора Бука у него в голове, Мэл Рейнольдс еще какое-то время смотрел на последний лист блокнота, исписанного четким почерком. Сюда пастор записывал все проповеди, которые придумывал для прихожан Хейвена. Здесь были и произнесенные, и никогда не покидавшие страниц блокнота.

На полях стояло несколько пометок, будто Бук не мог решить, о чем должна быть его проповедь. Мэл чувствовал, что первый раз пастор озаглавил ее «О жестокости», и в начале он действительно писал о жестокости. Потом он перечеркнул эти слова и добавил «О выборе пути и вере в него». Это было правильно, но он провел линию и поверх этой фразы. В конце концов, пастор выбрал то, что считал нужным. «Для «Серенити» и капитана Рейнольдса».

Мэл медленно закрыл блокнот. Голос Бука еще повторял отдельные слова из проповеди, которой он никогда не произнесет и самую важную часть которой он все-таки успел сказать перед смертью: «Не важно, во что ты веришь, Мэл. Главное – верь». Он сунул блокнот в карман своего обычного коричневого плаща, еще раз обвел глазами маленькую комнату Бука в церкви, так похожую на его каюту на «Серенити».

– Да, пастор, надеюсь, вы правы, и этот мир стоил того, чтобы сдвинуть его с мертвой точки.