От автора: а мне нравится новый Терренс. Он похож на Олега Табакова, и вообще милашка. Не знаю, что там дальше, но тот что в первой серии второго сезона – очень мил и обаятелен. И я не знаю того лекарства, которое он принимает, так что как слышится так и пишется.

Даже не знаю, кому посвятить. Едва ли кого-нибудь это попрет.

*****

Who’s sorry now?

*****

Вероника стоит к нему спиной, легкомысленно отвернувшись. Ей неприятно смотреть на Терренса, словно он изуродован или увечен.

- Не надо.

Так жалобно, как будто просит пощады. Это похоже на собачий скулеж.

- Девушка.

Ласково-ласково, так, что становится липко, противно и хочется передернуть плечами, отойти подальше, только некуда.

- Не надо.

Строго, но не настойчиво, как укор.

- Не надо.

Неуверенно, словно он еще думает, надо или нет. Словно соображает на ходу что-то, о чем не успел подумать, приставляя пистолет к ее голове.

Обернувшись, Вероника смотрит в черное дуло, и ей хочется ударить Терренса по руке. Рука не дрожит, но в этой руке пистолет лежит непривычно, не страшно, и пальцы сжимают рукоятку очень слабо – вложи Вероника в удар хотя бы четверть своей злости, и пистолет выпадет. Вылетит у него из рук, упадет на ковер и останется валяться.

А Терренс делает два шага назад, и медленно опускается в кресло, не выпуская оружия из вялых рук.

Тихий облегченный выдох вырывается из его груди, едва он расслабляется в кресле. Он через силу поднимает на Веронику взгляд, не заметив, что дуло его пистолета в ослабевшей руке смотрит уже куда-то совсем в сторону – на книги в его шкафу, которых так много, словно он живет в библиотеке.

- Устали?

Голос Вероники едва заметно дрожит от решимости и волнения, и от мысли, что она сделала нечто такое, чего не смог бы кто-нибудь другой. Что ее враг повержен и застигнут врасплох, и что ноги его почти не держат.

Но Вероника не чувствует радости, потому что ее дело еще не закончено, а враг слишком жалок, почти не удивлен и чересчур равнодушен к своему поражению.

- Я слаб, - вздыхает Терренс. - И я нездоров.

У него растерянный вид, как будто он только что узнал о досадном, но, в целом, незначительном происшествии. Он выглядит домашним, безобидным и слабым, но Вероника знает этого человека, правда, совсем чуть-чуть, - она знает только, что он хитрец, обманщик и плут. Терренс Стедмен - вор и мошенник. У Терренса хитрая морда, блестящие бесстыжие глаза и липкий взгляд.

- Вы кажетесь совершенно здоровым, Терренс, - огрызается Вероника. – Вы лжец.

Ему как будто трудно держать навесу руку с пистолетом, наставленным на книжный шкаф, и, как будто, это по-настоящему. Дело не в том, что он болен или настолько слаб – Терренс просто устал и дремал на закате, когда Вероника вошла в его дом, - тихий, как заколоченный гроб, - и сказала: «Привет, Терренс». Наверное, ему все еще хочется спать.

Глядя на него, Вероника тоже чувствует легкую слабость и делает усилие, чтобы согнуть в локте руку, сжимающую телефон.

- Черт бы Вас побрал, Терренс, - Вероника качает головой, набирая номер полицейского управления.

- Нет! – Вероника вздрагивает от того, как резко и пронзительно звучит его голос. Терренс сидит в кресле выпрямившись, и дуло его пистолета смотрит ей в грудь. – Не делайте этого, пожалуйста. Не надо.

В этот момент у него твердый и решительный взгляд, уверенная и спокойная поза, но Веронике все равно кажется, что он не спустит курок, потому что ему не приходилось заниматься этим в своей жизни, и потому что его недостаточно волнует эта ситуация, чтобы решиться. Веронике совсем не страшно. Вероника не боится Терренса. Он кажется ей неплохим. Лучше остальных, и поэтому слабее и беззащитнее – словно Терренс дошутился, заигрался в рискованные, но безобидные игры, а кто-то очень злой отнял его игрушки и сурово наказал.

Вероника отворачивается к окну.

Какой восхитительный, волшебный вид, правда, Девушка? Вы со мной согласны?

Веронике немного странно, что он этого не сказал – ведь он внимательно следит за ее взглядом и видит, что сказочный, почти старинный пейзаж отвлек ее на мгновение и заставил замереть в восхищении у окна.

- Что Вы будете делать, Терренс? – Вероника с усилием отрывается от вида за окном. – Пристрелите меня? Размажете мои внутренности по этому дому? А дальше-то что?

Вероника вышагивает перед ним, и толстый пушистый ковер глушит стук ее каблуков.

- Вы не можете выйти, помните? Убьете меня – застрянете здесь со мной.

Он закрывает глаза и шумно вдыхает. Судорога сводит его лицо, словно ему очень больно от этого вдоха.

- Я здесь в безопасности.

- Вы здесь пленник.

- Но я все еще дышу.

Он вскакивает с кресла чересчур энергично и легко для слабого и больного человека. Он подходит к ней ближе, не опуская пистолета, и строго смотрит исподлобья. Он говорит веско и убедительно, так, что хочется сразу согласиться с ним, так, словно уговаривает Веронику взять у него большой кредит или, наоборот, вложить большую сумму денег в его компанию.

- Если я выйду, - говорит Терренс, уверенно кивая, - один шаг – и я перестану дышать.

В доме так тихо. Тихо-тихо. Может, все дело в звуконепроницаемом стекле и толстых стенах, а, может, в страшном одиночестве, которое в этом доме такое же, как в опустевшем жилище…висельника?

В тишине дома тихий, чуть дрожащий голос Терренса режет ей слух, а его глаза навыкате кажутся в полумраке несчастными и растерянными.

Он ничем не похож на свою сестру. У него круглые щеки, мягкие, смазанные и приятные черты, ничуть не хищные. У самого страшного маньяка могло бы быть такое лицо. У самого страшного злодея. У Главного Злодея.

- Вы смотрите на меня так…, - тихо говорит Терренс, склоняясь к ее лицу.

Веронику пробирает озноб, и во рту пересыхает. Она прищуривается, чтобы скрыть за злым лицом, как ей неприятна его близость и их вынужденное уединение в доме, похожем на огромный сейф.

- …как будто я черт с рогами! – Террес взмахивает руками, запрокидывает голову и широко улыбается. Он быстро отходит от нее на несколько шагов, и невидимая рука, стискивавшая до того ее горло, разжимается. Терренс сокрушенно качает головой, стоя к ней в пол оборота.

У Терренса открытая, обаятельная улыбка, ласковая, теряющаяся в гладковыбритых щеках, но глаза над ней такие же выпученные, бесстыжие и несчастные. Ледяные лягушачьи глаза.

- Я отказался от своей семьи, - рассеянная улыбка, - от своих зубов, - он смотрит в потолок, словно даже сейчас ему неловко говорить об этом с женщиной.

Лицо Вероники вытягивается. Маленькая, но отвратительная правда, которая складывается в ее голове в один миг, вызывает легкую тошноту. Кто-то злой мог подменить слепок зубов Терренса Стедмена у его стоматолога на слепок зубов того человека, что похоронен вместо него, но, вместо этого, он предпочел наказать Терренса, и подменить зубы того человека, что похоронен вместо него, на зубы Терренса.

Вероника чувствует озноб и отвращение. Оно ни к кому не относится. Вероника просто чувствует во рту каждый свой зуб, и подавляет сильное, не вполне осознанное желание как можно крепче зажать ладонью свой рот.

- Я ем перкасет каждый день просто чтобы заглушить боль моего призрачного существования. Вы не имеете понятия, через что я прошел.

- Через что ВЫ прошли?

Вероника задыхается от возмущения. Наваждение жалости и любопытства к Терренсу Стедмену мгновенно рассеиваются, стоит ей вспомнить, как подкосились ноги Линкольна, снятого с электрического стула, и как он едва не упал на гладкий пол комнаты для последних посещений.

- Это не ради Вас, Терренс.

Она достает из кармана мобильник. Он поднимает руку с пистолетом и целится в ее лоб.

- Не надо.

Она набирает номер и заносит палец над кнопкой вызова.

- Пожалуйста, Девушка, - он опускает пистолет. – Они узнают и придут сюда. Пожалуйста, подумайте. Не делайте непоправимую глупость.

Вероника поднимает на него взгляд и видит ужас на его лице. Его глаза влажно блестят, и Веронике на мгновение кажется, что он плачет.

Нет, не плачет. Он очень взволнован, и его рука впервые за время их разговора начинает дрожать, а на лбу выступает пот.

- Если Вы так уверены в этом, - говорит Вероника, все еще держа палец над кнопкой вызова, - значит, Вам нечего бояться. Вы не выйдите отсюда и останетесь живы, ведь Вашей вины нет в том, что я вошла в Ваш дом.

- Вы умрете.

Вероника отрицательно качает головой, не сводя с него глаз.

- Какое Ваше дело? Какая Вам печаль?

- Я должен подумать.

Вероника склоняет голову на бок.

- Вы не поможете мне, сделав этот звонок.

Вероника смотрит на него испытующе.

- Вы умрете так быстро, а я даже…, - он делает паузу, чтобы облизнуть пересохшие губы, - …не успею сообразить, вдруг Вы могли помочь мне как-нибудь иначе.

Вероника усмехается и качает головой.

- Я не хочу Вам помогать, - говорит она. – Я Вас терпеть не могу.

Терренс громко шмыгает носом и быстро моргает.

- Я хочу помочь своему другу.

Терренс раздраженно прикрывает глаза.

- А жить вы хотите?

Вероника упрямо качает головой.

- Я не понимаю, чего вы добиваетесь, Терренс. У вас есть какие-то идеи? Предложения? По-моему, вы просто тратите мое время, потому что вы трус. Я верю – Ваш страх оправдан, Вам есть чего бояться, но мне на это насрать.

Вероника переводит взгляд на экран мобильного телефона.

- Я хочу предложить Вам никуда не звонить, и остаться сейчас здесь, чтобы мы могли подумать.

Она молчит, в задумчивости глядя на номер полицейского управления на экране, и не решается нажать «Вызов», потому что никогда никто ни о чем ее так не умолял, как Терренс умоляет ее не нажимать на кнопку «Вызов».

- Отсюда нет выхода для меня, но, может быть, мы найдем выход для Вас. Может быть, мы придумаем, как в нашей ситуации можно помочь нам обоим.

Его слабый умоляющий голос отдается в ушах Вероники эхом, неясным шумом, фоном ее собственных сомнений и страха. Сомнений в том, что правосудие защитит ее, и страха за свою жизнь. Вероника чувствует, что он прав, но признать это означает еще больше усложнить себе задачу.

- Мы с Вами должны подумать. Нельзя просто взять и всё решить, позвонив в полицию, что за бред. Пожалуйста, Девушка. Давайте хотя бы попробуем.

Вероника вскидывает голову.

- Вы предлагаете мне пожить здесь вдвоем с Вами, в этом доме? – быстро говорит она. – Вы отведете мне лучшую спальню на втором этаже, мы будем вместе завтракать в столовом зале и беседовать?

Вероника роняет голову на грудь и жестоко улыбается.

- Вы выйдете отсюда, выход должен быть, - обещает Терренс. – Мы должны помочь друг другу.

Вероника тихо стонет, как от зубной боли, и закрывает глаза.

Он прав, проклятый Терренс, как же он прав. Это абсурдная, ужасная ситуация, но ведь она не более абсурдная и ужасная, чем дверь, которая открывается только снаружи.

Веронике хочется плакать, потому что ее силы подошли к концу. Ее храбрости не хватит больше ни на что, кроме как на один телефонный звонок, которого нельзя делать, и Вероника делает вдох, который получается судорожным, прерывистым и страдальческим.

- Только не ревите – я этого терпеть не могу.

Она медленно, как во сне, закрывает мобильник-раскладушку и опускает его в карман голубого пальто. У нее дрожат губы, а в горле от разочарования и страха стоит комок, но она так и не расплачется.

- А если кто-нибудь…, - начинает она, но, услышав, как сильно дрожит голос, делает паузу, чтобы взять себя в руки. – А если кто-нибудь войдет сюда? Если Ваши друзья придут Вас навестить?

- Вы спрячетесь в шкафу, - Терренс пожимает плечами. – Но никто не придет.

Вероника смотрит на него широко раскрытыми глазами, дожидаясь, пока высохнут слезы и никак не решаясь моргнуть, чтобы они не потекли по лицу.

Терренс садится в кресло, запрокидывает голову и закрывает глаза.

- Я ем одни протертые кашки и пюре, - тихо-тихо говорит он, и его голос, неожиданно бархатный и мягкий, словно растекается по комнате. Он звучит обыденно и загадочно. Старинно. Именно такой голос должен звучать в стенах, подобных этим – стенах антикварной мышеловки. – А Вы можете пойти на кухню, - налево, в конце коридора, - и приготовить себе что-нибудь на Ваш вкус. На кухне полный холодильник. Хозяйничайте смело. Здесь нет видео наблюдения и жучков – я теперь это знаю, потому что, в противном случае, они уже были бы здесь.

Вероника не может двинуться с места, все еще не веря в свое собственное решение.

- Успокойтесь, Девушка. Я скучный, но не надоедливый сосед. Мы просто немного подумаем.

Вероника с трудом поднимает потяжелевшие, словно налитые свинцом руки, чтобы убрать с лица волосы, а затем делает шаг к двери.

Потом второй.

Затем третий.

Каждый новый шаг дается ей легче предыдущего, она идет по мягкому старинному ковру все быстрее, и ей хочется скорее покинуть эту тихую комнату, чтобы услышать стук своих каблуков по паркету.

В дверях она неожиданно останавливается, оборачивается и смотрит в спинку кресла, из-за которой видно только густой и неподвижный клок кудрявых, едва тронутых сединой волос.

- Меня зовут Вероника.

fin