Хорошенькая певица в ковбойской шляпе стояла в центре вращающейся петли лассо, которую сама же и раскручивала. Ей нужно было беречь дыхание для пения; поэтому все, что девушка могла себе позволить – это поднять руку над головой и медленно поворачиваться вслед за извивающейся суконной петлей.

Охранники привычно-неторопливо теснили от сцены восторженных слушателей, которые жадно тянули свои чуть ли не детские ладони к увешанным звенящими браслетами ножкам танцовщиц. Все знали, что в финале песни исполнительница щелкнет хлыстом и сорвет расшитый цветными блестками топ с одной из девушек, которые танцевали за ограждением.

Быстрый взгляд в сторону сцены… На пол падают блестящие пайетки. Танцовщица делает круглые глаза и со смехом убегает в гримерную.

К залу Ника не оборачивалась – чего она там не видела? Пьяных аборигенов, везде носящих уродливые шапки и дарящих своим девушкам цветные пластиковые рюкзачки?

А вот и один из них – вежливо дотрагивается до ее плеча:

- Мисс! Мисс, скажите… сколько вам лет?

Ника обернулась, привычно изгибаясь в соблазнительной позе и в то же время проклиная себя за это. Черт бы с ним, с этим противным блядским чувством, но с каких это пор оно стало привычным?

- Девятнадцать.

Улыбка в пол лица. Возьми меня! Возьми меня. Всю…

У аборигена дрогнули губы – такое легкое, едва уловимое движение, словно он скрипнул зубами от досады или отвращения. Но Ника была так занята своим выступлением, что ничего не заметила.

Какой забавный. Широкие плечи, теплое длинное пальто. Слегка вьющиеся волосы коротко острижены; чересчур коротко – ага, чтоб не вились. Хммм. Круглые ярко-синие глаза, растерянный и недоверчивый взгляд. И шапка. Куда ж без нее. Два пушистых помпона, прикрывающие уши. Прелесть.

- Простите.

Ушел. Пробормотал извинение и тут же забыл о ней – как ни в чем ни бывало пошел прочь, домогаться других девиц.

*******

Они стояли, прижавшись друг к другу… чуть ли не обнявшись. Утро было прозрачным; свежий ветер пах снегом.

Мимо проезжали пустые такси; водители без стеснения курили прямо в салоне. Один посигналил им, и Ружена тут же показала ему средний палец. Ника больно ударила ее по руке.

Ружена была пьяной и горячей. Ей было хорошо, и она не опасалась… наоборот, даже хотела… драки с толстым таксистом, машина которого давно уже скрылась в обширном пространстве.

Слишком обширном. Нике было холодно и неуютно. Она не успела набраться в свою смену до такой степени, чтобы служебный вход клуба казался ей надежным убежищем в случае драки с местными.

Странная красота больших расстояний до сих пор лишала ее дыхания. Серый, грязно-белый, снова серый – темный и светлый. Отблеск солнечного луча в оконном стекле. Налившееся стальной синевой небо, нависающее над высотными домами… и вдруг уступающее яркому прямоугольнику рекламного баннера где-то на границе видимого мира. Кружащиеся в тишине снежинки. Перспектива.

Эти шесть полос добротного асфальта были самой жизнью. Ника могла стоять с сигаретой у низенького заграждения, могла ждать зеленого света на переходе, могла ступить на проезжую часть… результат всегда был один и тот же: она всего лишь оказывалась по ту или иную сторону от дороги. Дорога смотрела на нее тысячами случайных глаз из проносящихся мимо неприкосновенных капсул – автомобилей, а Ника все так же оставалась на пыльной улице.

Ружена радостно взвизгнула и поправила наушник. В плеере теперь был слышен голос ее матери – та передавала дочери привет и просила поставить для нее "хорошую песню". Ника улыбнулась. Довольная именинница уже четвертый раз запускала эту запись.

Дома Ника и не заговорила бы с этой провинциалкой – Ружена была из Водняни – но на таком большом расстоянии от родных мест они считались землячками. И именно поэтому они стояли на холодном ветру у служебного входа и делили на двоих гарнитуру мр3-плеера.

- Что это? Что у вас там?

Ружена протянула свой наушник маленькой филиппинке, которой не хватало роста, чтобы увидеть, что они там с Никой прячут.

- Это радио? Радио? – филиппинка, конечно же, не поняла ни слова, но безошибочно угадала, что она слышит. Радиодиджеи всех стран одинаково ведут свои передачи, одинаково шутят и крутят одни и те же песни. – Из вашей… Европы?

Она плохо говорила по-английски, зато блестящие колготки никогда не выглядели на ее бедрах как куски сала на рульке. И те движения, которые Ника называла блядскими, никогда не были у нее столь вымученными и фальшивыми, как у Ники. Детская грация маленькой филиппинки была слишком хороша для этой страны.

- Из Европы, мать мою! – выдохнула Ружена. – Прямой эфир! Эй, да что ж ты так дергаешь?! Провод порвешь! – резко прекратив кричать вслед убежавшей девушке, Ружена грустно пробормотала, – Я сейчас.

Она поспешила обратно в клуб – где маленькая филиппинка уже, несомненно, терзала мобильный телефон или приемник в поисках радиоэфира – но столкнулась в дверях с охранником, который выпроваживал из зала какого-то посетителя. Тот был пьяным и упрямым, уходить не хотел, и на самом последнем рубеже – на выходе – попытался удержаться, схватив в объятия танцовщицу. За что и получил по лицу сразу с двух сторон – и от охранника, и от Ружены.

- Нашел что-нибудь ценное? – спросила Ника у охранника, торопливо обыскивающего не подающее признаков жизни тело. Должно быть, неравная борьба утомила пьяного, а звонкие пощечины погрузили в счастливый алкогольный сон.

- Нет, - бросил охранник и выпрямился, оставив тело лежать на тротуаре у крыльца.

Ника задержалась всего на секунду или две. Она не смотрела по сторонам, не закатывала глаза и не закрывала их, но факт остается фактом: когда она собралась отвернуться от пьяного, в его руке загадочным образом появился пистолет.

- Майкл.

- А?

- Я говорю, меня зовут Майкл. Быстро, забери меня отсюда.

Она ничего не могла с собой поделать. Это было превыше инстинкта самосохранения и сильнее страха: Ника резко выпрямилась, и внезапно севшим голосом – все-таки она испугалась! – недовольно протянула:

- Кудааа?

- Домой. Домой, - ответил Майкл, поднимаясь и облокачиваясь на нее.

Со стороны это выглядело так, будто без ее поддержки он снова рухнет на холодный грязный тротуар.

Когда они садились в такси – Майкл обнимал Нику двумя руками, уткнувшись лицом то ли в ее шею, то ли в меховой воротник ее короткой куртки – ей показалось, что он смеется. Ника дернула плечом, задела нос Майкла (пистолет! Пистолет! Ствол, упершийся ей в подмышку; и никакие это не объятия, а смертельная хватка незнакомого придурка!) и посмотрела ему в лицо.

Он был убийственно серьезен.

*******

Круглые ярко-синие глаза; усталый, но пристальный взгляд. Пальто Майкл оставил в прихожей, а шапку потерял еще раньше – в клубе или где-то по дороге. Он казался огромным, заняв почти всю софу в гостиной. Ника украдкой наблюдала за ним, откручивая крышечки с "Миллера". Судя по всему, Майкл все-таки был пьян, и ему было не очень хорошо.

Клофелин, клофелин, вертелось у нее в голове. Совершенно бессмысленные слова: откуда в их с Руженой квартире возьмется клофелин? Да и как незаметно подсыпать его в бутылку?

Пить американское пиво было невозможно; но и не пить она не могла.

- И давно тебе исполнился двадцать один год? – спросил Майкл, легонько ударив горлышком своей бутылки о ее бутылку, и тем самым обозначив причину своего любопытства.

- Я работаю в стриптиз-клубе, - напомнила ему Ника; осторожно – чтобы не нервировать своего гостя – присаживаясь на подлокотник софы.

- Ну да… хотя это еще ни о чем не говорит. Просто мне любопытно, сколько же тебе на самом деле лет, и откуда ты приехала. Покажи паспорт.

- С ума сошел? Мы не храним паспорта дома; они лежат в сейфе у менеджера клуба.

- Что, никаких документов? – спросил Майкл, всем своим видом и интонациями показывая, что не верит.

Ника поскребла острым ногтем костяшки пальцев, сжимавших горлышко бутылки. Сильно поскребла, нервно. Она уже привыкла к постоянным напоминаниям о том, что она иностранка. Они постоянно напоминали ей об этом. Не хотели, а напоминали. Многие извинялись – некоторые даже заранее – и все равно напоминали. Ника уже привыкла, и знала, как вести себя с ними. Она только не могла решить, что для нее унизительней – жить по просроченным документам; или жить по нормальным документам… и покорно подтверждать это при первом же требовании.

- У меня есть регистрационная карточка, - произнесла Ника почти с ненавистью.

Пять минут назад ее очень занимал вопрос – какого черта? Какого черта она привела незнакомца в их с Руженой квартиру? Он пьян, и у него пистолет.

Сейчас ее злость странным образом смешалось с облегчением. Слава богу, в добавление ко всем глупостям, она все-таки не подсыпала ему в пиво никаких лекарств. Не хватало еще, чтобы в их квартире оказался коматозный абориген; даже если он пришел без спроса, пьяный и с оружием.

Ника перегнулась через Майкла – намеренно – чтобы дотянуться до стоящей с противоположной от софы стороны тумбочки. Бутылка громко стукнулась донышком о крышку тумбы; прежде, чем открыть ящик, Ника обернулась, чтобы взглянуть на Майкла. Сверху ей было видно только его лоб и опущенные ресницы; несомненно, взгляд его был устремлен именно туда, куда и следовало – в вырез оранжевого топа.

Разыскав наконец-то то, что нужно, Ника выпрямилась и помахала карточкой перед носом Майкла. Он никак не отреагировал: не отодвинулся, не отмахнулся, не отобрал у нее маленький пластиковый прямоугольник. Глаза его были закрыты.

Какая жалость – должно быть, он уснул на самом интересном месте, а она-то полагала, будто он опустил взгляд, чтобы получше рассмотреть то, что оказалось прямо перед его носом.

Ника швырнула карточку на стол и поднялась с софы.

*******

На обед у нее был рис и щедро смазанная майонезом жареная курица. Доставая это безобразие из микроволновки, Ника невольно представляла, как перекосило бы хозяйку клуба, узнай та, что ее танцовщицы злоупотребляют майонезом и жирными цыплятами. Воображение – замечательная вещь, здорово поднимающая настроение.

В конце концов этот день оказался не таким уж ужасным.

Приложив ладонь к короткому чубчику, с несчастным выражением на лице, в кухню приковылял Майкл. Чуть споткнулся о пакет с пустыми бутылками – Ника поспешно привстала, представив, как хрустнет, зазвенит сейчас стекло. Все же – ничего не произошло; Майкл резко остановился, посмотрел себе под ноги, потом снова уставился на нее: заспанные глаза, заметная щетина на помятых щеках, распухшие – ото сна, конечно же, ото сна! – губы.

Жалобно произнес:

- Голова раскалывается.

При этом он с таким неподдельным ужасом смотрел на тарелку с курицей, что Ника не выдержала и отодвинула ее от себя. Майкл же продолжал изучать скорбным взглядом стол, пока не увидел упаковку алказельцера, будто бы невзначай оказавшейся среди прочей кухонной мелочевки.

- Конечно, раскалывается, - ответила Ника. – Вышибала в клубе твоей головой дверь открывал. И, скорее всего, не одну.

Майкл отнял руку ото лба и подошел к столу. Едва он протянул руку к таблеткам, Ника накрыла их ладонью. До чего же просто было издеваться над беспомощным человеком!

- Твой пистолет – не настоящий. Как ты только собираешься грабить банк с таким фуфлом?

У Майкла в глазах мелькнуло нечто новое – то ли заинтересованность, то ли задумчивость. Он молча налил себе воды, выпил, и опустился на стул напротив Ники.

- Я собираюсь грабить банк?

- Вчера ты очень занимательно рассказывал об этом, пока мы поднимались по лестнице.

- Угу. Ясно, - сказал Майкл. – Но, согласись – пистолет-то хорош. Охранник в клубе смог отличить, а ты – нет. Пока не подержала его в руках и не разобрала по деталям. Кстати, где он? Верни его мне.

- Не-а.

Майкл достал из кармана регистрационную карточку.

- Меняемся? – спросил он, упершись локтями в стол и держа карточку двумя пальцами на уровне уха.

Ни слова не говоря, Ника с сожалением вытащила из своего кармана тяжелый, хоть и ненастоящий, пистолет, и положила его на стол. Такие замечательные – из настоящего металла, с соблюдением всех тонкостей дизайна – модели продаются в сувенирных магазинах за бешеные деньги. Лежат там в стеклянных витринах на кованных подставках...

Майкл убрал локоть со стола, и их с Никой руки медленно заскользили навстречу друг другу. Глядя на встретившиеся на пустом пространстве посередине столешницы пистолет и карточку, Майкл произнес:

- После всего, что было, у нас нет иного выхода, как пожениться.

- Не было ничего! – прошипела Ника, резко наклонившись вперед.

Майкл хмыкнул.

- Вот как? Ты была не прочь освободить меня от ценных вещей, и остановило тебя только то, что у меня их не было. Пистолет, разговоры об ограблении банка, непрошенный гость у тебя дома – это, по-твоему, ничего не было?

Он тоже перегнулся через стол, и приблизил свое лицо к ее лицу – нос к носу. Наконец-то! Наконец-то он соизволил посмотреть ей в глаза. Но то, как он удерживал ее взгляд, Нике не понравилось.

- Не знаю, что ты там себе вообразила, но я предлагаю тебе не больше и не меньше, чем формальность в обмен на формальность.

Так вот оно что. Оказывается, то, что она неосторожно привела этого придурка домой, и тем самым дала ему власть над собой – потому что в глазах Ники не было места интимней и дороже, чем собственный дом – было не глупостью, а счастливым стечением обстоятельств.

Благодаря своей исключительной не-глупости Ника теперь могла забыть о просроченном разрешении на работу, о визах, агенствах, кастингах… Она сможет заниматься чем угодно – хоть своей старой работой, хоть любой другой. Сохранить квартиру, машину и связи.

Майкл только что пообещал ей все это. Какое счастье, не хлопнуться бы в обморок!

Синева его глаз была до того ясной, что по коже забегали морозные мурашки. Ника уговаривала себя, что он несерьезен, но опустить взгляд и посмотреть – улыбаются ли его губы, она не решалась.

Все, что проносилось в ее голове во время его монолога – эмоции, мысли, слова – вдруг спрессовалось в один-единственный паттерн, который ударил по глазам, прорвался во взгляде. Ника попросту не успела затормозить этот устойчивый образ, навязанный воспитанием, детской привычкой к послушанию; и не имевший никакого отношения к ее реальным желаниям и планам.

Все должно быть по-другому. Должно быть по-другому: и язык, и время года, и внешний вид монет, рассыпанных под ногами. Мир, в котором она с легким сердцем сможет надеть белое платье, и где другой, ничего не знающий – и не желающий знать – человек откинет фату с ее лица.

Майкл снова улыбнулся, безжалостно удерживая зрительный контакт, и Ника с легкостью прочитала в его глазах вполне уместный вопрос… с такой же легкостью, с какой он сам видел все, что творится в ее душе.

Неужели ты до сих пор мечтаешь обо всем этом?

- Ты не только сохранишь привычный образ жизни, - давил он. – У тебя будет гарантированный вид на жительство, а в перспективе - гражданство.

Формальность в обмен на формальность. Какие, к черту, мечты, когда есть перспектива!

- Так ты согласна? Выйдешь за меня замуж?

Ника опустила взгляд, отвела в сторону - посмотрела на розетку в стене – и снова взглянула Майклу в глаза.

- Ну что с тобой поделаешь, горе ты. Конечно, выйду.

Конец