…

Можете называть это божественным проведением. Мама всегда так делала. А я не знаю. Просто тогда я выжила. Другие говорили – получила второй шанс, заново родилась. Но я не соглашалась.

Не ищите в этом глубокого смысла. Его не было.

Так же как не было клинической смерти - моё сердце не останавливалось ни на мгновение, лёгкие продолжали поглощать кислород, нервные окончания всё так же посылали импульсы боли и мучений в мозг, и перед глазами вспыхивали разноцветные картинки. Боль на них была красной и золотистой, синей и фиолетовой. Назовите любой цвет – он был там. Не хватало только черноты, она пришла позднее.

Поэтому я не получала второго шанса. Чтобы они не думали. Я не видела света в конце туннеля, не чувствовала как моя душа покидает тело, а затем возвращается. Всё это время я ощущала только боль, причиняемую инородными предметами моему израненному телу. И не было никакого просветления. Я осталась прежней, не изменилась. Не обрела спокойствие – стала ещё более раздражительной. Не улыбалась каждому встречному - только хмурилась. Не хотела прощения - лишь мести.

Я вынесла свой вердикт – преступника должна настигнуть кара. За то, что он сделал со мной, с нами и другими – незнакомыми, но близкими. И я сама стала убийцей. Зная, что каждого, кто посмел отобрать жизнь другого - должны судить. И приговор должен быть смертным. Я осознавала это всегда, и когда нажимала на курок - тоже. Кровь за кровь, знаете ли.

И где-то там, после того как я исполнила приговор, осудили и меня. Я знала, что теперь на каждом шагу меня подстерегала смерть. А ещё я знала – интуиция меня редко подводила - что пока в чьей-то руке не появится заряженный пистолет - я буду жить. Я не искала в этом смысла, но сущность произошедшего уловила. Тот, кто должен был исполнить вынесенный мне приговор, здорово просчитался.

Первый раз я должна была умереть через два дня после… Свет фар и глухой удар, затем крики, дым и звон стёкол. Ещё позже, я знаю, был скрежет, когда растаскивали две искорёженные машины. Я его не слышала, потому что давала свидетельские показания. Оказалась по ту сторону. Снова. Не расследовала, а проходила свидетелем по делу.

Единственным.

Я рассказывала дорожному инспектору всё что видела, рассказывала ему, как это было. И блокировала в голове мысль о том, что чёртов таксист, обращал бы больше внимание на опасности дороги, если б я так отчаянно не размахивала рукой, пытаясь как можно быстрее выбраться с этого чёртового района.

И самолёт тоже должен был убить меня: сначала разгерметизацией и холодом – но высота была не большой. Затем наступил черёд кислородного голодания – но я дотянулась до маски. И океан, проникавший в лёгкие вместо воздуха, тоже должен был убить меня, но я выплыла, и уже через час сидела на берегу. На мне были только царапины.

Всё.

И я знаю, почему до сих пор жива. Почему ничто из случившегося не убило меня. Нет, приговор, он всё ещё висит надо мной и пистолет рано или поздно появится в руке того, кто снова нажмёт на курок и выпустит в меня половину обоймы. И тогда закончиться то, что должно было произойти ещё в ту ночь.

И я, наконец-то, умру. Уже не безвинной, жертвой, хотя, ею я не была никогда.

Не ищите в этом глубокий смысл. Я просто знаю, что моя смерть будет справедлива, как и любой другой приговор.

Пусть и запоздалый.

…

end