…

Она всегда приходила под утро.

Двигалась неспешно, ступала осторожно, дышала чуть слышно - но он всегда был готов. Оказывался быстрее. Она поворачивалась, и поднимала голову - он уже пожирал её взглядом; кивала в знак приветствия - набрасывался на неё и не давал вымолвить ни слова, даже если бы ей хотелось. Она протягивала руку к пряжке его ремня уже полностью обнажённая, зацелованная. Ведь он оказывался быстрее. Почти всегда.

…

Холодная.

Её красота сводила с ума, но даже когда он любил её, она продолжала оставаться снежной королевой. Он целовал её губы – она машинально отвечала; откидывал бесконечно длинные светлые волосы с плеч и припадал губами к её груди - механически выгибала спину; старался причинить ей боль - она лишь судорожно вздыхала. В этом была она вся.

Каждый раз, проникая в неё, он снова оказывался запертым в стеклянной клетке. И не было выхода, не было возможности выбраться – оставалась только борьба с ней. И он боролся – отчаянно и жадно - впивался в неё губами, в надежде испить её силы, оставлял синяки и отметины на её белоснежной коже. Он превращался в безудержного зверя, а она оставалась прежней. Нетронутой. Холодной. Каждое утро рядом с ней свежесть предрассветного дыхания острова казалась зимней стужей.

Она уходила не попрощавшись, не обернувшись. И каждый новый день в этот момент в его душе что-то обрывалось.

Он был не первым. Многим до него было знакомо это чувство. Он был не первым. Он был особенным.

…

Неверная.

Она открыла глаза и потянулась. Неспешно встала и провела белоснежной ладонью по встрепанным волосам, возвращая им гладкость. Она не накинула кофту, несмотря на утреннюю прохладу, а просто вышла.

Он знал, что она снова идёт не к нему.

Она - что он снова будет наблюдать за ней.

За ними.

…

Она смотрела на него пристально и равнодушно. Ему хотелось суметь отвернуться или наброситься на Сойера, но он только наблюдал. Тот не раздел её и не разделся сам – слегка приспущенные джинсы – его; разведённые стройные ноги – её. Тот выебал её быстро и бездумно. И их движения были слажены, как хорошо подобранный механизм.

Не первый раз.

Сойер просто застегнул джинсы и ушёл. Она не повернулась и не посмотрела. Ни на кого из них.
Он был этому рад. Ей последний взгляд и должен быть таким.

Мёртвая.

Когда его руки с животной силой переломили её шею, послышался лишь хруст костей. Никаких вскриков. Её глаза были закрыты. Он так и оставил её лежать на песке со спущенными трусиками и разведёнными бёдрами.

Утро вновь обрело свою свежесть.

…

end

…