Название: Элвис сказал: «Don’t be cruel”
Автор: Доджесс
Фэндом: супернатуралы
Рейтинг: R
Пейринг: Джон/Эллен
Варнинг: мат, может, ООС – не знаю Саммари: «…and here he comes again»
От автора: я не могу писать ангст, извините. Я как Рон в ГПиОФ – у меня тоже эмоциональный диапазон как у зубочистки, наверное, поэтому ангст мне не дается. Так что ангста не будет, увы.
*****
Говорят, хорошую женщину трудно найти. Значит вы очень, очень…ОЧЕНЬ хорошая женщина.
(Prison Break, Ти-Бег)
*****
=Женское=
Люди поздно ложатся спать, потому что им жаль уходящего дня. Дни отделены друг от друга сном. Люди думают, что, когда они перестанут спать, время замедлит свой ход и перестанет утекать сквозь пальцы, поэтому они сидят здесь, встречая рассвет, и грезят наяву.
В открытые форточки и в щель под дверью начал заползать утренний туман. Вечерние сумерки много обещают, утренние – разочаровывают. Подспудные невысказанные надежды, с которыми люди встречают вечер и решают не спать в эту ночь, не оправдываются.
Под утро здесь мало народу. Эллен хотела бы попросить их не курить, - тогда она закрыла бы форточки, через которые вместе с туманом просачивался пробирающий до костей предрассветный холод, но, взглянув в разочарованные сонные лица, поняла, что это жестоко. Люди давились зевотой и заходились надрывным кашлем в дыму собственных сигарет. На улице стало светать.
Час до закрытия. Худшее время жизни, - еще один какой-то упущенный шанс сделать неизвестно что. Недели две назад, закрыв бар, она достала из-под стойки коробку со старьем, и, из-под рваного сатинового халата в горох, который надевала, когда носила Джо, вынула здоровый браунинг. Засунула дуло себе в рот и закрыла глаза. Но пока она думала, из открытого рта потекла слюна, - браунинг пришлось вынуть, а рот вытереть рукавом.
Это всё женское.
Она собрала в стопку грязную посуду и перекинула полотенце через плечо.
Появилось смутное чувство тревоги, - она стояла спиной к посетителям и поняла, что должна немедленно обернуться, словно ее вот-вот ударят по затылку.
Она обернулась. Глаза забегали, выискивая то, что упустило сознание, - она увидела что-то, что смогла осознать только отвернувшись, и теперь хотела знать, что это было. Она заглядывала в лицо каждому посетителю, - все лица были знакомыми, но она смотрела в них со страхом, опасаясь увидеть одно слишком знакомое, которое, как она думала, за давностью лет почти забылось.
Никого.
Выдохнув, она повернулась лицом к буфету и уткнулась лбом в холодную и огромную как бочка глиняную бутыль без этикетки. Что в ней, - Эллен сама не помнила. Она все еще держала в руках сложенные стопкой тарелки и стискивала их, пока не побелели костяшки.
- Что в бутылке?
Эллен разжала пальцы, и тарелки с грохотом упали на пол. Она так же стояла спиной к посетителям, зажмурив глаза. Теперь, лишенные ноши, ее руки безвольно повисли вдоль туловища.
- Не помню, - ответила она и, вдохнув как в последний раз, обернулась. – Не помню. Из нее никто не заказывает, я и забыла, что в ней.
- Давай с тобой выпьем из нее, - предложил посетитель. – За долгую разлуку.
Эллен быстро отвела взгляд, как будто надеялась, что, если не станет смотреть на него, он исчезнет. Посетители, разбуженные звоном бьющейся посуды, устремили на нее усталые, покрасневшие глаза, - у всех одинаковые.
- Ты рискованный мужик, Джон, - усмехнулась она. «Ты рискнул придти сюда еще раз. Снова и снова возвращаешься сюда». - Я лучше налью тебе пива, - подставив кружку, Эллен открыла кран пивной бочки. – Откуда ты едешь?
- Отовсюду.
Посетитель провел по заросшему щетиной лицу рукой и, подперев щеку, улыбнулся Эллен. У него был растроганный сентиментальный вид человека, который тоскует об оставленных родителях или о прекрасной юности, сделавшей ему ручкой. У него были большие темные глаза, влажные, словно он сейчас расплачется, а блуждающая проникновенная улыбка дышала теплотой.
Такая страшная картина. Зная всё то, что она знает. Очень страшная. Не смотря на осенний холод, туман и предрассветный озноб, его дыхание не превращалось в пар, а руки не краснели. Он не носил теплой куртки, наверно, ее у него просто не было, но выглядело это так, словно для него есть другой климат, в котором все наоборот, и в этом климате одиночество и злоба отпечатываются на лице сладкой, растерянной и придурковатой улыбкой.
- Я объездил все Фениксы в нашей стране, представляешь? – сказал он, усмехнулся и блеснул улыбкой в полутьме. – Их восемь. Ты знала?
- Нет. Как любопытно…, - ответила она, покачав головой.
Пиво наливалось медленно. Так мучительно долго.
Она словно смотрела на себя со стороны, - постаревшая, с грубыми руками, коротко стриженными круглыми ногтями и не очень чистыми волосами, заправленными за уши. Она вся воняла табаком. Вечно, - неистребимая сигаретная вонь, которая со временем смешивается с запахом дезодоранта и становится тошнотворной. У нее больше не такие огромные темные глаза, как в молодости. Не такие белые зубы. Не такие мягкие губы. Щеки начали отвисать.
Он внимательно разглядывал ее, подмечая всё.
- Эй. Повернись. Снова вижу твое личико…, - тихо и как будто с издёвкой проговорил он в тон ее мыслям. – Даже не верится.
Эллен фыркнула, не решаясь на него взглянуть.
- Не постарела ни на день. Это правда, - уверенно сказал, рассматривая ее резкий профиль. - Сам не знаю, почему, - я надеялся увидеть тебя беременной. Пока я сюда ехал, мне приснилось, что ты беременна. Тебе бы пошло.
Эллен наполнила кружку до краев.
- Ты прав, - произнесла она. – Иногда я просыпаюсь ночью и думаю: «Почему я еще не завела второго ребенка? Из меня вышла не самая плохая мать. Мне надо забеременеть. Эй, Уилл!», разворачиваюсь к стенке, а там, - вообрази, - никого нет.
Посетитель задумчиво провел рукой по волосам. Блуждающая улыбка на его лице сделалась совсем отрешенной.
- Твое пиво, - помолчав, добавила она. – За счет заведения.
С этими словами она резким движением схватила его за воротник рубашки и вылила пиво ему за шиворот. Он соскочил со стула и, отряхиваясь, засмеялся. Потом, подавившись, закашлялся. Когда он поднял глаза на Эллен, отряхивая руки, то увидел черное дуло обреза, нацеленное ему в лоб.
- Ой, - со смешком выдавил он, покачнувшись, словно пьяный. – Другое дело. А то я уже испугался за тебя.
- А я за тебя, – сказала Эллен. – Прямо сейчас.
Он поднял руки и зашикал на нее, сложив губы трубочкой. Туповатая мечтательная улыбка с его лица так и не сошла, словно приклеенная.
- Тихо, спокойно…
- Три.
- Я понял, - ухожу.
- Два.
- Я понял, - в другой раз...
Эллен спустила курок. Грянул выстрел, - от косяка входной двери отлетели щепки. Посетители кто пригнулся к столешницам, а кто скрылся под столом.
Колокольчик над входной дверью затих, а из дула обреза все еще тянулась к потолку тоненькая струйка дыма.
Когда и она иссякла, а посетители, привыкшие ко всему, медленно разогнули спины и покачали головами, Эллен почувствовала, что ее тошнит от страха и от презрения к себе. Спуская курок, она чуть отвела дуло в сторону, чтобы пуля размозжила дверной косяк в полуметре от его головы, а не его лоб.
Это тоже женское.
Эллен, с трудом разжав побелевшие пальцы, повернулась к посетителям.
- Знаете его? Это Джон.
- Пока, Джон..., - прошелестел по бару чей-то одинокий сонный смешок.
- Я надеялась, он сдох, - сказала она, придав своему голосу уверенности, которой не чувствовала. – В одном из Фениксов.
Ей никто не ответил, потому что бессонная ночь в сигаретном дыму снова затуманила их на миг проснувшиеся от пальбы мозги, выпивка, сколько бы ее ни было, под утро всегда валит с ног. Они сонно моргали, глядя на нее, и каждый думал одну-единственную короткую мысль, - свою.
Проклятый пьяница.
Ему повезло.
Она сука.
Пора домой.
Я хочу домой.
Пусть все это прекратится.
Сегодня я никуда не пойду.
Тот парень получит воспаление легких, шляясь по холоду в мокрой одежде.
Не убоюсь Зла...
Туман за окном начал рассеиваться, - оседал под первыми лучами солнца. До закрытия десять минут.
Эллен оперлась на барную стойку и занялась привычным делом, - разглядыванием усталых сонных лиц. Каждый из этих людей знал, что только что произошло даже лучше нее. Какое это счастье, - быть во всем уверенным. На каждом лице было написано ЭТО.
Тот бедный парень…Джон...не перезвонил.
~~~~~
TBC