…

Беспомощность – это когда издали – далеко, слишком далеко… – видно, как истребитель, позади чужого «крестокрыла», прицеливается и открывает огонь.

Говорят, нельзя предусмотреть все, но то, что вина лежит на нем, Ведж знал всегда.

Ошибся в расчетах, дал неверный приказ. Или заметил опасность тогда, когда было уже поздно.

…

Проныры славились тем, что без вопросов и часто без разрешения выполняли невыполнимое и возвращались – усталые, измотанные, но живые. С зубами и когтями вырванной победой. После каждого их рейда правительство пело на трибунах дифирамбы их доблести и героизму, пока они втихаря сбегали в кантину – праздновать на свой манер.

Их всегда считали самоотверженными, но мало кто знал, как опасно говорить им об этом. Ведж знал и спускал три шкуры с пилотов, возомнившим себя сорвиголовами-смертниками, приучая их отличать ненапрасные жертвы от бессмысленных.

Он верил, что они понимают. Верил, что они видят грань и даже подумать не мог, – а стоило бы, стоило… – что через нее может перешагнуть тот, в чьей рассудительности он был уверен всегда. Тот, кого знал семь лет, и все эти годы он был истинным Пронырой – одержимым, не жалеющим ни врагов, ни себя, почти гениальным и не знающим, что означает «сдаваться».

…

Тикхо соглашается на условия командования чтобы войти в эскадрилью, к радости Веджа примешивается неприятный осадок – кажется, что настолько гадко все это, что вряд ли приведет к чему-то хорошему.

Тикхо получает разоруженный «Запретный», и Ведж неделю спорит с Сальмом, выбивая разрешение поставить на корабль дефлекторы.

Тикхо идет за эскортом, и Ведж ругается с сопровождающими, зная, что Селчу не будет спорить, даже если запретить ему выходить из комнаты вообще.

…

Чем позже распознаешь пилота-лихача, тем больше вероятность, что его жажда риска войдет в привычку. И будут пустыми все попытки достучаться и объяснить что такие жертвы просто-напросто никому не нужны.

…

Тикхо вскользь упоминает, что рассказал Коррану о Лусанкии, и Ведж качает головой, в десятый – сотый, тысячный – раз спрашивая:

- Зачем, Тик?

Селчу устало и уже привычно кивает.

- Давай. Говори о самоотверженности.

Ведж закрывает глаза и ему кажется, что издали он видит, как истребитель позади Седьмого прицеливается и открывает огонь.

…

fin