Реньши, Леське и вапче, тем, кто любит это.

:::

Природа хоронила, люди праздновали, небо тошнило снегопадом. Тоска.

Мобиус, «Посторонний за спиной»

:::

Сказать по правде, Дженни всегда была трусихой. Она боялась боли, ошибиться, разочароваться – всего. Она могла бороться со своими страхами, но всегда знала, что где-то в глубинах подсознания все равно останется ее главный страх – одиночества. Нет-нет, она не боялась остаться одна, ведь всегда найдется наивный парень, клюющий на худенькую темноглазую ирландку с вечно испуганно хлопающими ресницами. Нет. Она боялась остаться без Томми.

:::

Она стоит перед лестницей, ведущей в подвальный этаж, и понимает, что оживает ее самый страшный ночной кошмар.

:::

Томми Доннелли всегда был в ее жизни. Никогда не было времени до него и после. Он всегда был рядом, этот странный невзрачный парень, с непонятным выговором буквы «с» и шрамом на подбородке. Наверное, этот шрам был единственной загадкой для Дженни – она так и не узнала, откуда он.

:::

Спину жжет обеспокоенный взгляд Кэти Фарелл. Она тоже все видит. Они видела, как Доки разговаривал с Томми в церкви. Они видела, что он смотрел именно на Томми, когда говорил, что не оставит смерть брата неотомщенной. Она видела, как Доки, даже не потрудившись спрятать топор, спустился вниз, а спустя пару минут – двое Доннелли.

Спину жжет обеспокоенный взгляд Кэти Фарелл, но Дженни не оборачивается. Она не отрываясь смотрит на лестницу, по которой вот-вот должен – должен – подняться Томми. Живой и невредимый. Хотя бы живой. Пожалуйста.

:::

Томми был очень удобным человеком для Бога. Сам грешил, сам себя наказывал. И кто знает, что было бы с братьями Доннелли, если бы тогда, в детстве, он не совершил единственную ошибку, за которую расплачивался до сих пор.

В их семье старшим братом был не Джимми, а Томми. И когда после смерти отца, Ма осталась с четырьмя несовершеннолетними отпрысками, он не бросил школу и не ударился в мелкое воровство, как Джимми. Он не позволил раскаянию стать его слабостью, напротив – оттуда он черпал свои силы. И – видит Бог – он пытался остаться вне грязи криминального мира. Но как это говорят люди – плохая наследственность? что-то в крови? дурные гены? Так или иначе, кровь не молоко, она дала о себе знать.

:::

Глаза горят от невыплаканных слез. Точнее, не так. Ей совсем не хочется плакать, наоборот, на нее напал такой ступор, что она даже не шевельнулась, даже если бы сзади кто-то разбил бутылку или выстрелил из пистолета.

Как всегда на поминках, люди забывают, зачем пришли сюда. Они пьют, жрут и ржут, как будто бы они и не оплакивают чью-то смерть. Хотя, как всегда говорил Джои Айс-Крим, смерть – это не конец, это лишь ступень к возрождению. Таковы ирландцы.

Но Дженни сейчас по*уй на все эти умные мысли. Этажом ниже, возможно, уже идут еще одни похороны.

:::

Все Доннелли были разными. Настолько разными, что если бы они не были братьями, они были бы врагами.

Чтобы разглядеть это, достаточно было посмотреть, как они дерутся.

Шон – без особой ярости наносил точные точечные удары. Ему достаточно было уложить противника на лопатки или ткнуть носом в грязь и дождаться извинений. Потом он даже подавал руку, помогая подняться.

Джимми дрался с какой-то сумасшедше-радостной злостью. Обычно он материл противника, доводя до полного кипения и искренне наслаждался потасовкой. После победы он неделями ходил мимо проигравшего, отпускал скабрезные шутки в его адрес и злорадно наблюдал, как тот опускает глаза.

Кевин всегда дрался настолько беззаветно, горячо и яростно, что тяжело дышал уже после первых двух минут. Он быстро вскипал и еще быстрее остывал. Его драки традиционно заканчивались дружеской пьянкой за счет проигравшего.

Томми никогда не останавливался на полпути. Он не бил в полсилы, не берег костяшек, не признавал сдавшихся противников. Он бил либо до тех пор, пока лицо противника не превращалось в кровавую массу, либо пока его не оттаскивали. Иногда сломанные пальцы он замечал только на следующий день. Томми никогда не останавливался на полпути, потому что знал, что если дать задний ход, то их с братьями выловят поодиночке на темной улице и замесят втрое превосходящими силами.

:::

Дженни чувствует себя полной тварью, потому что ее любовь к Томми не такая, чтобы перестать сомневаться. Она кроет себя последними словами, потому что чтобы сделать шаг вперед, ей нужно, чтобы что-то случилось. В прошлый раз она думала, что Томми при смерти в больнице. Наверное, на этот раз ей нужно, чтобы у Томми больше не осталось братьев и при словах «кто-то из Доннелли» она могла подумать только про него.

Она вытирает слезы, которых все нет и нет, рукавом. А ведь Ма Доннелли права: для той, которая любит, у Дженни слишком мало веры в Томми. И слишком много страха его потерять.

:::

Томми был страшным человеком. Порой он пугал Дженни настолько, что хотелось убежать на противоположную сторону земного шара, чтобы дальше от него уж точно было некуда. Но вместе с тем, она знала, что единственное безопасное место в мире – рядом с ним.

Он очень страшно злился – крушил стулья, колотил стенки и… говорил. Говорил, почти не повышая голоса. Язвительно, злобно, яростно – но не повышая голоса. Это не просто заставляло кровь стынуть в жилах, это заставляло Дженни хотеть забиться в уголок, заткнуть уши и закрыть глаза. Только чтобы не видеть и не слышать.

:::

По лестнице поднимается Доки. За ним – Джимми и Томми. Живые и невредимые.

Дженни отворачивается и уходит.

:::

fin