***
В повседневной жизни слова ничего не значат. Все это знают.

Продавец никогда не поверит, что вы занесёте завтра двадцать центов, постовой не станет и слушать, что сегодня вы случайно забыли права. Да что там, вы сами никогда не пустите в дом незнакомого человека, если он, представившись, не протянет вам удостоверение, где чёрным по белому написано что он действительно электрик-сантехник-полицейский.

В таком мире мы живём и считаем такое положение вещей нормальным.

И в этом же мире мы остаёмся переговорщиками, и нам дают всего несколько часов на то, чтобы заставить человека поверить нашим словам. Мало кто понимает, что сложность заключается в том, что в первую очередь приходится убеждать, что слова вообще ещё чего- то стоят.

Убедить человека в весомости твоих слов - это самый значительный шаг. Потом всё гораздо легче. Только вот это «потом» наступает не всегда. Мало кто готов расстаться с привычной картинкой мира, где за словами ничего не стоит, и они остаются просто словами.

***
Самое замечательное в планировании то, что приходится постоянно корректировать свои действия. А обстоятельства меняются стремительно - на связь каким-то образом выходит Шерил. Очень вовремя. В моём пистолете пять патронов и у Мэтта столько же. Нам необходимо иное оружие - информация. Любая. Те самые козыри, о которых говорит Мэтт. И мы получаем то, что нам необходимо, хотя даже я не понимаю этого сразу.

Менять личные планы не всегда легко, а тут мы корректируем свои слова и поступки на двоих, и при этом - полутонами, жестами и вопросами. И сейчас я даже рада, хотя конечно нельзя так думать, что Крис мёртв, а Кайл ранен, и они больше не могут тянуть одеяло на себя. Мы с Мэттом команда, мы чувствуем друг друга, и в нём я уверена как самой в себе. Хотя полностью ощутила это не так давно.

И мы действуем по плану.

Свет фар освещает тёмные углы и бьёт в глаза. Бойцы Рамона рассредотачиваются по помещению. Но дуло каждого автомата нацелено мне или Мэтту в сердце. Мой напарник повторяет одну и ту же фразу «Не стреляйте», закрывает телефон и кладёт ненужный аппарат на какую-то деревяшку. Поднимает руки. Краем глаза я слежу за его движениями и опускаю свой пистолет. И мы стоим перед кучей наркоторговцев, бандитов с большой мексиканской дороги и мы беззащитны. Но не безоружны.

Они не стреляют в нас. Мы - гринго, мы недостойны пуль. Для таких как мы, есть оружие попроще и пострашнее. Мачете, которое сжимает в руке Рамон.

Нас заставляют опуститься на колени, словно мы жертвенные овцы. Но мы не блеем. Мы работаем - спасаем наши жизни - мы говорим. Мы убеждаем Рамона, что Феликс предал его - спал с его женщиной, украл его ребёнка. Рамон уже давно сомневается, нужен ли ему брат, ведь ещё раньше мы забросили в его душу крохи сомнения, предложив сделку, после которой он – Рамон - становился бы главным. И сейчас, после слов о самых близких ему людях, в его душе загорается пламя (хотя он ещё злиться и сомневается), которое, тут же превращается в тлеющие угли (убеждается), как только я достаю из кармана джинсов крест, который должен был оберегать его сына.

Рамон берёт в руки металл, словно боясь обжечься. Даже сейчас у меня вызывает удивление то, как можно быть одновременно истово верующим католиком и жестоким убийцей. А Рамон кидается к брату и мачете занесено уже не над моей головой. Но..

В начале было слово…

Мы не хотим смерти Феликса. Он нужен нам живым. Его смерти жаждал отдел по борьбе с наркоторговлей, а не мы. И который раз за этот день одними словами мы меняем судьбу преступника.

Рамон настороженно слушает нас. Затем, приказывает поднять нас с колен и развязать наши руки. Мы выходим на сделку.

Это шаг вперёд, но ещё не спасение.

***
- Что будет с ним? - Рамон указывает оружием на своего брата.

- Его посадят. Даже если он решится дать показания против наркокартеля, а ему наверняка именно это и предложат, срок будет существенный. Не менее двадцати лет, а скорее всего, пожизненно. – спокойно говорит Мэтт. А я киваю, хотя я знаю, что Мэтт так же как и я не уверен, что Феликс доживёт до тюрьмы. Отдел по борьбе с наркоторговлей потерял немало людей в погоне за ним. До Дугласа мы его доставим, а потом… Но я продолжаю смотреть на Рамона с уверенным видом. А мексиканец удовлетворённо кивает и его маленькие глаза угольки продолжают буравить нас с Мэттом. На мгновение разговор замирает, но прежде чем я или Мэтт прерываем молчание Рамон поднимает волнующий его вопрос.

-А Джаннет и Такер? - тон мексиканца изменился, вызывающие нотки исчезли, ведь он начинает говорить о том, что действительно его волнует. И, несмотря на то, что ещё несколько часов назад я винила себя за мягкость, я снова поступаю по-прежнему.

- Джаннет была заложницей Феликса, она пострадавшая. Я не хочу вам врать – скорее всего, её будут судить как соучастницу, за сокрытие информации и помощь в побеге. Но я думаю, что мы можем смягчить наказание. - смотрю на Мэтта и ловлю его твёрдый тёплый взгляд, он еле заметно кивает. - Возможен, условный срок . А Такер… - я на мгновение запинаюсь – не представляю как можно отдать мальчика обратно, отцу-преступнику, но Рамон тут же заполняет возникшую паузу

- Я хочу, чтобы он остался в Америке. – Я замираю и удивлённо вглядываюсь в мексиканского «почти наркобарона». Тот смотрит мне прямо в глаза, и на его некрасивом лице напряжен каждый мускул, чтобы не выдать нам с Мэттом слишком много «лишней» и личной информации. - Не смотрите на меня так, что вы понимаете? Такер мой единственный сын. Что ждёт его здесь? Жизнь, пока меня не убьют? Пока ещё какие-нибудь агенты не переманят кого-то из моих людей и меня не сдадут?

Рамон словно озвучивает мои мысли, и я поворачиваюсь к Мэтту. Он смотрит мне в глаза, а затем, словно по договорённости (так и есть, для того чтобы понять друг друга нам не всегда нужны слова), мы поворачиваем голову в сторону Рамона.

- Мы понимаем.

Рамон смотрит исподлобья.

- Я хочу, чтобы мой сын остался в вашей стране, получил американское гражданство, образование…

- Но его мать американка, вряд ли… - Мэтт не скрывает удивления в голосе, но мексиканец его перебивает.

- Американка? Вы решили так из-за того, что она красит волосы в белый цвет? – Рамон морщиться. – У неё нет американского гражданства.

При этих словах что-то внутри меня как будто обрывается. Эмигранты из Мексики и других стран латиноамериканского региона большая проблема для нашей страны, для южных её территорий. А с проблемами в нашей стране умеют бороться, даже если это дети.

- Рамон, вы же знаете, я не могу вам дать гарантию, что так будет. Я могу только обещать, что мы сделаем всё возможное. - набираю в грудь побольше воздуха, – Если его мать попросит убежища, то шансы на успех очень велики, но… - Я слега развожу руками и в разговор вступает Мэтт.

- Мы сделаем всё, что в наших силах, а силы у нас есть. Но, Рамон, зачем? Ведь получив гражданство, Такер тоже фактически станет гринго…

- Никогда. Мой сын знает кто он. – уверенно произносит мужчина

- И всё же?

- А чтобы вы сделали для своего ребёнка?..

***

Это был не конец. И всё ещё могло перемениться. Ещё не раз в ту ночь я замирала, и мне казалось, что сейчас всё провалится. Так было до того момента, пока Рамон не сунул мне в руку крест сына со словами «Если бы ты соврала мне, сказала, что проблем с Такером не будет, я бы убил и его, - махнул рукой на Мэтта, - и тебя. Лично. Передайте моему сыну это тоже».

Я кивнула. Передам.

Только ощущая пальцами выпуклости металла, я медленно осознавала, что эта история и весь этот бесконечно длинный день закончились. За столько лет работы в ФБР я почти забыла о том, что можно действовать, опираясь не только на ордеры и разрешения руководства. Устные договорённости всё ещё имеют вес. Не нужны никакие подписи и печати.

Глядя в чёрные глаза-бусинки Рамона, я знаю, что это были успешные переговоры. И они завершены.

И у меня на сегодня остаётся только одно дело - разговор с Мэттом. О том, что было в доме; о том, что я чуть не сказала; о том, что он подумал.

***

Мы все знаем, что в повседневной жизни слова давно не имеют цену – мы говорим о любви не любя, говорим что скучаем, не чувствуя скуки. Но тогда, в темноте пыльной развалины, трухлявые стены которой только чудом уберегали нас от пуль... Это была не типичная ситуация, и слова что я хотела произнести, а Мэтт мне не позволил, (потому что знает меня слишком хорошо), были настоящими.

Меня зовут Эмили Леман. Я специальный агент ФБР, переговорщик. И я знаю цену словам.

***
Конец