***
Вы верите в счастливое детство? В радостные юношеские годы? Я – нет. Думаю, что это что-то вроде мифа. Ведь все наши комплексы родом именно оттуда. Неважно, что это - нереализованные амбиции школьных кумиров или затравленные «неудачники», которые спустя годы продолжают чувствовать свою уязвимость. Мы взрослеем, становимся мудрее, но пережитое когда-то накладывает отпечаток на всю дальнейшую судьбу. Можно бежать от этого можно с этим бороться, но ничего тут не поделаешь. Это наш опыт, и он остаётся с нами навсегда.

Я работаю переговорщиком, и каждый раз, когда случается чрезвычайная ситуация мы с Мэттом и всей командой пытаемся выяснить, что же подтолкнуло человека к преступным действиям. Вы и не представляете, как часто ответ находится в прошлом. В чём-то, что для окружающих закончилось давным-давно, но в человеке осталось навсегда.

Во многих вещах я фаталистка и верю в судьбу, или в рок, как вам больше нравиться. Не важно, что это за сила, но она часто играет с нами злые шутки – сталкивает с призраками прошлого, и это может здорово выбить из колеи практически любого. Кто-то в этом случае хватается за оружие, а кто-то начинает совершать ошибки. Одну за другой.

Знаете, несмотря на то, что я прекрасно всё понимаю в теории, я вовсе не исключение и боюсь каждого нежеланного и нежданного «взрыва из прошлого» как огня. А может и больше. Сегодняшняя Эмили Леман сдержанная и уверенная в своих словах и поступках женщина. Но так ведь было не всегда.

***
Когда-то у меня были длинные каштановые волосы. Когда мама делала мне высокий гладкий хвостик в шесть-восемь-десять лет, мне было всё равно. Всё изменилось в двенадцать, когда одноклассницы открыли мне истину, такая причёска мне очень не идёт. После этого разговора, когда я иногда поддавалась уговорам мамы и гладко зачёсывала волосы, мне было стыдно выходить из дому. Казалось, что все взгляды обращены на мой нос – слишком длинный и острый. Долгое время он был едва ли не единственной выдающейся частью моего тела. Даже в старших классах, когда одноклассницы как на подбор щеголяли третьим размером груди.

Я из тех, о ком говорят «поздно созрела».

Я всегда знала, что я умна. Умнее большинства, да и что мне оставалось, раз красота не мой удел? Но уже после колледжа и защиты бакалаврской работы по социальной психологии, после академии ФБР, специализации на кризисных переговорах и спичрайтерстве, я осознала, что я поздно созрела не только физически.

В шестнадцать лет я полгода копила карманные деньги на пластическую операцию. К тому времени я уже обрезала чёлку и теперь неровные пряди прикрывали слишком высокий лоб и как мне говорили родные - визуально уменьшали нос, но я не очень верила их словам, да и кто верит мамам, бабушкам и тётушкам когда они воркуют, что вы очаровательны? Обрезала я и волосы и теперь они едва доставали плеч, но легче от этого не стало. Я боролась со своими комплексами. Но тот, кто был в старшей школе отвергнутым, не мог рассчитывать на то, что кто-то адекватно отреагирует на его потуги вырваться из образа гадкого утёнка.

Наверное, всё было бы не так плохо, если бы в то же время в моём сердце не появилось место для школьного бога – Кайла Хантера. Тогда я не знала о том, что в литературе давно был известен приём под названием «говорящие фамилии». И для меня он был просто капитаном футбольной команды, и тем, кто приходил ко мне во сне.

Рассказать вам, что ничего хорошего из этого не вышло? Что он был слишком популярен, чтобы обращать внимание на какую-то замухрышку, хоть и вторую по успеваемости в своей параллели? Рассказать вам, что его дядя работал в ФБР и Кайл не раз говорил что хочет того же? Я без труда могу вспомнить и то, что однажды на психологии мы оказались в одной группе и два часа в неделю в течение месяца занимались общим проектом. И наш капитан Кайл за всё это время ни разу не обратился ко мне, и все мои редкие предложения были пропущены мимо ушей. Как и слова остальных ребят. Он лишь давал указания и требовал безоговорочного их выполнения.

Наверное, мне было бы проще, если бы кроме футбола он ничего не умел, и если бы его идеи оказывались бестолковыми. Но такого не было. Кайл был не глуп и умел преподносить и себя и свои мысли. Он умел властвовать и знал это.

Он выпустился за два года до меня. Осенью я подслушала разговор его почитательниц-Барби, и узнала, что он поступил в юридическую школу. Больше я ничего о нём не слышала. Да и были у меня проблемы посерьёзнее – впереди маячили ещё два года унижений и обид. Знаете, к такому нельзя быть готовым, но я держалась и, тихо ненавидя свои слабости и школьную элиту, зачёркивала каждый день в календаре. И занималась. Много и упорно занималась, чтобы вырваться из болота, окружающего меня.

Через два года я оказалась в колледже, где и прошло моё взросление. Я изучала психологию, и каждый день открывала для себя что-то новое.

Несколько лет спустя, когда меня стали любить мужчины, я и сама стала любить себя, я приняла и свои особенности. Приняла то, что делало меня именно мной, а не соседкой Келли или подружкой Сарой. Да, у Эмили Леман острые коленки и локти, совсем не женственные формы. У Эмили Леман крупные черты лица, но кто, кроме школьных сплетниц считает, что это плохо?

Когда меня приняли в академию ФБР, во мне не оставалось никаких комплексов – часть из них я победила - например, свою застенчивость, часть полюбила и приняла. Я стала самой собой, я стала Эмили Леман, которая знает себе цену и добивается поставленных задач.

***
У меня за спиной психологическое образование. И я так много знаю о мотивах нашего поведения, своего поведения. Спросите меня, полезла бы я в тот туннель, если бы после срыва переговоров под натиском агентов по наркоторговле - Криса и Кайла (Господи, почему его звали именно Кайл? Почему он вёл себя так, как должен был бы вести себя повзрослевший Кайл из моего прошлого) не почувствовала себя вновь нашкодившей школьницей? Думаю, вы знаете ответ, да?

Прошлое оно всегда остаётся в нас. Где-то в глубине души мы такие, какими были или чувствовали себя когда-то. Да, на место детских страхов приходят взрослые. Да, мы иногда оглядываемся на прожитую жизнь с улыбкой. Но, правда в том, что прошлое всегда стремиться вырваться из забытья и стать нашим настоящим.

Так было и со мной во время этой операции, не предвещающей изначально никаких особых проблем. Поэтому я резкими движениями стянула с себя бронежилет, поэтому я даже не слушала и не хотела услышать слов Мэтта.

Переговоры изматывают. Очень. После каждых чувствуешь себя эмоционально опустошённым. И иногда, чтобы не чувствовать, необходимо переключиться на что-то иное. И тут появился этот туннель, куда я спустилась вслед за Кайлом и Крисом, чтобы что-то доказать… им? Самой себе? Мэтту?

Но зачем? Потому что я не сумела вовремя вспомнить, что прошлое должно оставаться прошлым.

Всего лишь прошлым.

*конец*