...

The old familiar sting
Try to kill it all away
But I remember everything

What have I become?

…

Он думал, что там его ждёт новая жизнь, а там шёл дождь.

В такси проехала девушка, чьего имени он так и не узнал. Она думала о выстрелах. Пули неотрывно следовали всего в паре дюймов от головы, и их трассы были наполнены мельчайшей кровавой взвесью.

Затем прошёл парень, чьё имя он узнал только что. У парня в кармане был револьвер, и в барабане вязко перекатывалась в такт шагам чёрная слепая ненависть. А ведь… пожалуй, эта слепота отнимет сегодня чью-то жизнь.

Некому было обратить внимание на привалившегося к стене пожилого мужчину, прижимающего руку к груди. Жест столь же обычный, сколь и бесполезный – сердце старика перестало биться, руки, шея онемели, и только нога, судорожно взбивающая в луже грязь, ещё некоторое время сохраняла подвижность.

…

Это и не давало Джеку покоя – он старательно отводил глаза, делая вид, что ничего такого не происходит, но эта беспечно раскачивающая нога снова и снова привлекала взгляд.

…

Клер с Аароном долго возились, всё не могли уснуть. Младенец настойчиво просил чего-то, но Клер было невдомёк – она думала, что ему неудобно и холодно на земле у костра, или болит животик, или он просто напуган событиями прошедшего дня.

Для Майлза причина недовольства Аарона была очевидна, но он молчал. Глупостью ли, невезением ли матери – ребёнка отлучили от груди, и ему следовало к этому привыкать.

Его – раньше, чем саму Клер разбудило отсутствие сына – разбудило присутствие.

Симпатичный старик бесшумно вытаскивал из-под руки Клер угомонившегося наконец-то Аарона. Майлз поначалу оторопел от такой наглости – его клиенты никогда не позволяли себе прикасаться к живым и так явно вмешиваться в жизнь вообще. Ещё больше удивило поведение самого мальчика. Он, несмотря на то, что дети всегда так негативно-чувствительны ко всему потустороннему, вдруг охотно пошёл на руки старика.

Тот, тем временем, грациозно выпрямился и оттянул пальцем нижнюю губу младенца, который вовсю пускал на него слюни. Угрозы для мальчика Майлз не чувствовал.

- Утю-тю-тю, да у нас зубки режутся? – проговорил старик приятным голосом, лишённым, впрочем, особой мелодичности.

Утю-тю-тю, да это наш дедушка, подумал Майлз.

- Отец? – наконец-то проснулась Клер.

Возможно, человек, умеющий разговаривать с мёртвыми – по определению псих. Но не большие ли психи они сами, стоящие посреди ночного леса и улыбающиеся друг другу? Всё же чутьё подсказывало правильно – старик пришёл не за мальчиком, а за девочкой.

Кристиан мягко нажал на плечо Клер, разворачивая её лицом к тёмным узлам зарослей, а сам, словно вспомнив о чём-то, обернулся и бросил:

- Кстати, его зовут Джеймс.

Указывал он при этом на единственного спящего – Сойера. На того самого парня, чьё имя только что узнал.

- Плевал я, - отозвался Майлз.

- Как хочешь. Только это тебе о пропаже отчитываться.

Они направились в сторону джунглей, которые представлялись Майлзу сплетением тьмы со зловредностью. Там, за ограждением, происходило буйство духов, но он [слава богу] видел своим необычным зрением лишь надпись "Осторожно, хищники".

- Эй! – выкрикнул Майлз. – Мелкого-то оставьте. Ему с вами нельзя.

Мальчика было жалко. Хороший был мальчик, неиспорченный. Ему и впрямь нечего было делать там, куда уходили эти двое.

Клер остановилась, дёрнула Кристиана за рукав:

- О чём это он?

Тот не прекратил своего плавного, скользящего перемещения над чуть влажной травой. Аарон уютно пристроился в сгибе его руки и стал пинаться, пытаясь выкрутиться из тонкого одеяла.

- Не обращай внимания.

…

Это всё белые тапки. Кристиан мог говорить что угодно, но Джек был убеждён, что отец явился лишь для того, чтобы укорять за ботинки, которые он так и не удосужился забрать у деда. И теперь, видя, как призрак легкомысленно [чуть ли не демонстративно] покачивает ступнёй в белом тапке, Джек ненавидел и его, и себя самого, и весь мир за это неоправданное чувство вины, которое не имело ничего общего с истинными намерениями Кристиана.

…

- Что ты здесь делаешь? – спросила Клер, послушно шагая вслед за отцом.

Похоже, у неё уже вошло в привычку уходить с сомнительными знакомцами в самую чащу. Но на этот раз в руках Кристиана был безусловный раздражающий фактор – её сын.

- О, я нашёл себе занятие по душе, - обрадовано пояснил Кристиан. – И жильё. Не бог весть что, да и вообще, вряд ли относится к разряду недвижимости… зато с гарантией от нежелательного вторжения.

- Нет. Нет, - тряхнула головой Клер. – Я имею в виду – как ты здесь оказался?

Движение отдалось спазмом в шее. После того, как она вчера получила сломанной балкой по спине чуть повыше лопатки, было больно поворачивать голову и поднимать руку. Ещё Клер казалось, что ей трудно дышать, но это неудобство откатывалось куда-то на краешек сознания под натиском спазмов и головокружения.

- Как и все. Прилетел на самолёте.

- Самолёт! – она снова схватила отца за рукав и попыталась потащить в другую сторону. Неясно куда, главное – в ту сторону, откуда они пришли. Вернее, в ту, где, по её мнению, были "все".

- Успокойся, милая Клер, это был тот же самый самолёт, на котором летела ты сама. Он упал, разбился, и вы его сожгли.

- Тебя там не было! Всё это время…

- Я там был. В багажном отделении. В гробу. Я умер сегодня.

- Сегодня? Но как?..

[Как?! это возможно]

- Под проливным дождём. Пьяным, на задворках какого-то паршивого бара, где настоящему американцу никогда не нальют ничего подходящего. Такого, знаешь, чтобы выпить и забыться. Всего через несколько часов после того, как твоя тётушка захлопнула дверь перед моим носом и запретила встречаться с тобой.

Клер кинула взгляд на скорбный чёрный фрак, посмотрела в столь величаво безупречное лицо. Отметила про себя, что ничего потустороннего в окружающей обстановке не ощущает, если не считать того, какими густыми и неподвижными стали тени деревьев, и поверила. Она даже вполне могла себе представить, как её отец умер [в Сиднее сегодня дождь, качнулось на краю сознания], и тут же примчался на остров в виде призрака, чтобы посетовать на злую родственницу.

Очевидно было, что он намеренно назвал её "твоя тётушка", словно открещиваясь от неприятного родства. Смешно и бесполезно. Не сходилось только одно:

- Но ты же сказал, что летел на нашем самолёте. А это было в прошлом году.

- Девочка моя, здесь это один и тот же день.

…

Здесь по-прежнему дождь, и в револьвере его недавнего собутыльника плещется вязкая смертоносная субстанция. На каждом продолговатом поршне – маркировка "благословлено Кристианом Шеппардом, глашатаем острова", но Кристиана это не ранит, совсем не ранит. Не такой он человек, чтобы терзаться из-за чужих ошибок.

…

Арон заснул. Таким – тихим, с умиротворённым, не по возрасту чистым лицом – он был похож на куклу, которая закрывает глаза, стоит только опрокинуть её в горизонтальное положение. Очень удобное свойство. Клер и себя ощущала чем-то подобным – персонажем, лишённым логики только потому, что автору или авторам взбрело в голову повернуть сюжет в сторону мистики, но при этом было лень объяснять причины её поступков.

Пошла в лес – и ладно. Поверила ходячему мертвецу – смиритесь.

- Знаешь, неистовый шаман был прав, - сказал Кристиан, с нежностью и едва ощутимым сожалением отстраняя от себя пригревшегося Аарона. – Ему и правда нельзя с нами. Давай оставим его здесь – им будет легче искать.

- Ну уж нет! – закричала Клер и бросилась на отца.

Пальцы провалились в пустоту, ухватить свёрток с ребёнком или хотя бы прикоснуться к нему ей не удалось. Как же так – ведь она только что дёргала его за рукав! Кристиан посмотрел на неё сверху вниз, округлил глаза в наигранном удивлении и исчез.

- Он такой непривередливый, наш малыш, - раздался голос позади неё. Кристиан обнаружился сидящим на валуне, слегка присыпанном муравьиной шелухой. - Не требует даже того, что полагается ему по возрасту: молока и близости. Ну… дети. Что с них взять?

- Действительно, взять нечего. Проще бросить, а лет через двадцать приехать в гости и упиться до смерти, так и не увидевшись.

- Хуже, милая Клер, всё гораздо хуже, - голос был весьма довольным. – Можно положить на него всю жизнь, а он, став взрослым… возьмёт да взорвёт любовника своей матери. Или обвинит тебя в связи с его женой.

- Что? – взвилась Клер, в это время как раз вынимавшая спящего Аарона из дедушкиных рук.

- Согласен, неудачный пример, - он придержал край одеяла, пока она подтыкала другой край – чтобы Аарон не раскрутился во сне. Случайно [почти] соприкоснувшись с ним руками, она почувствовала, что Кристиан опять вполне плотный, кожа слегка прохладная и чуть шершавая. – Отпусти его, Клер. Разве ты не чувствуешь, что он тебя уже отпустил?

Но в том-то и дело, что она чувствовала, потому и укладывала его так заботливо под деревом. Глаза её были – сплошное страдание с потерянностью. Но нет, никто не видел его девочку плачущей, вот и сейчас не надо. Кристиан погладил Клер по голове.

…

[Просто голос]

- …та же профессия, та же фамилия. И настоящий провал для меня как для родителя.

- А я так и не знаю твоей фамилии.

[Тишина]

…

Аарон раскрыл глазки и испугался собственных ручек, поднесённых к лицу. Что бы они там себе ни думали, он был просто мальчиком – неиспорченным, и совсем маленьким. Конечно же, сон его был беспокоен, и он выкрутился из одеяла, да к тому же не один раз описался. Вместе с холодом пришло новое самоощущение усечения иллюзорной пуповины, одинокого одиночества.

Малышу хватило доли секунды между сном и испугом, чтобы осознать себя отдельным человеком и горько, обиженно завопить во весь голос, компенсируя миру те самые, невыплаканные слёзы матери.

…

fin