Название: Девять песо / Nine Pieces of Eight
Автор: penknife
Фандом: Пираты Карибского моря
Время: после "На краю света"
Рейтинг: PG
Спойлеры: третий фильм
Краткое содержание: девять человек, которых посетила Калипсо в их снах
Перевод: Артанис
Переведено с разрешения автора
Оригинал: http://penknife.livejournal.com/270942.html

Певое

Ночь Элизабет решает провести на пляже. В темноте недолго налететь на рифы, окружающие остров, и, кроме того, ей хочется какое-то время побыть одной. Утром вернувшиеся пираты поднимут тут много шума, на нее навалятся новые проблемы, но сегодня побережье безлюдно и безмолвно. Слышен только ни на миг не утихающий рокот моря.

Она сворачивается калачиком на песке выше линии прибоя, вместо подушки подкладывает под голову свой сюртук и закрывает глаза.

Когда она открывает их вновь, то видит сидящую на камне Калипсо. На босые ноги богини налип песок, намокшие в воде края юбки развевает ветер с моря, а под одной ступней нашел себе надежное укрытие крохотный краб.

«Это сон?» - спрашивает Элизабет.

«Неправильный вопрос», - говорит Калипсо и наклоняет голову к плечу, как делает всегда, когда чем-то недовольна.

«Я не сплю?»

На это она улыбается. «Ти знать, что не спишь».

«Знаю», - подтверждает Элизабет и садится, обнимая себя за колени. «Я должна ненавидеть тебя».

Калипсо грациозно пожимает одним плечом. «Можешь и ненавидеть. Джек мастер ненавидеть себя, а ти как Джек».

«И ты думаешь, что я и на тебя похожа?»

«Сяо Фен так думал. Попытался завладеть богиней и умер за это».

Элизабет холодно смотрит на нее. «Я не убивала его. И не хотела, чтобы он умер».

«Дело не в том, чего море хотеть, - мягко поправляет Калипсо. - А в том, что оно есть по сути».

«Я не море», - возражает Элизабет, но на это Калипсо только улыбается. «Зачем ты пришла ко мне?»

«Теперь мы свободны, - говорит Калипсо. - Я здесь спросить, что ти делать дальше».

С языка Элизабет чуть не срываются слова, что она вовсе не свободна, но тут она понимает, что это не так. Никто больше не вправе указывать ей, что делать. Все зависит от нее самой. Да и жизнь ее научила, что выбор остается всегда, даже если выбор этот – бросить все и уйти.

Элизабет пожимает плечами. «Я Король пиратов, - говорит она. - Это чего-то да стоит. Посмотрим, что у меня получится сделать».

Калипсо медленно кивает. «Тебе по силам заботиться о себе. А я присмотреть за твоим Уильямом, пока он плавать по моим морям. Он люб мне».

«Мне тоже», - с нажимом произносит Элизабет, и Калипсо обнажает в улыбке свои темные зубы.

«Суть одно».

«А как же Дейви Джоунс? - спрашивает Элизабет, желая ужалить Калипсо словами побольнее. - Он тебе так же был дорог?»

«Он навеки дорог мне». Глаза Калипсо темнеют от переполняющей ее грусти, и Элизабет тут же раскаивается в том, что задала свой вопрос.

«Тогда почему...»

«Он думал, виноват мужчина, - произносит Калипсо, закатывая глаза. - Есть ли мужчина, за которого ти разлюбить своего Уильяма?»

Элизабет отрицательно качает головой. Она мало за что может поручиться в своем будущем, но одного она не боится: что настанет день, когда она разлюбит своего мужа. «Но ты не встретила его тогда на берегу».

Калипсо переводит взгляд на утопающий в темноте океан. «Десять лет пролетать так быстро, - говорит она. - Теперь я знать, что такое десять лет есть. Заключенная на сто лет в ловушку плоти – теперь я знать».

«Ты забыла, - понимает вдруг Элизабет. - Все это произошло просто потому, что ты забыла?»

«Тебе лучше помнить, - говорит Калипсо. - Твоему Уильяму лучше любить тебя сильнее моря».

«Но ты говорила, что я и есть море», - замечает Элизабет.

На это Калипсо не улыбается, но в глазах ее пляшут смешинки. «Одна история, разные версии», - произносит она и поднимается на ноги. «Ти подождать и увидеть, как ее будут рассказывать другие». Она отворачивается и уходит вниз по пляжу. Впитавшие воду юбки липнут к ее ногам.

«Куда ты?» - спрашивает Элизабет, внезапно испугавшись полного одиночества. Она прижимает ладонь к теплому дереву сундука, но стенки слишком толстые, она не различает биения сердца. Зато она чувствует стук своего собственного, и этого достаточно, чтобы успокоиться.

«Не только Вы хотеть говорить со мной, капитан Тернер, - отвечает Калипсо. - А до некоторых дорога так длинна». Она вновь улыбается Элизабет, поворачивается лицом к океану и заходит в воду. С ее волосами играет ветер, а следы, оставленные на песке, слизывают волны.

«Я тебя увижу еще когда-нибудь?» - спрашивает Элизабет, и Калипсо смотрит на нее через плечо, как на несмышленого ребенка.

«Ти увидеть меня утром», - отвечает она и отворачивается.

Когда на следующее утро Элизабет открывает глаза, она видит перед собой бесконечную гладь океана.

Второе

Уилл запрещает себе засыпать. Он прекрасно понимает, насколько опасно хоть на минуту прикрывать глаза и давать себе отдых, когда цепляешься за обломок корабля, дрейфующий сквозь дым посреди океана. Все тело налито непонятной тяжестью. До мальчика больше не доносятся крики о помощи, да и услышать эти крики некому, кроме, разве что, напавших на них пиратов. Туман вновь смыкается вокруг него плотной завесой. Или это дым?
Уилл силится поднять голову, но он слишком устал. Обломок, на котором он лежит, мягко качается на волнах, убаюкивая его. Когда-то очень давно мама так же качала его на руках, напевая колыбельную. Издалека слышится пение. Ему кажется, если закрыть глаза, то он даже сможет разобрать слова.

Когда он открывает глаза, то упирается взглядом в висящую над кроватью лампу. Он в своей каюте на «Голландце». Лампа горит, потому что он не любит темноту. Но пение не исчезает вместе со сном, откуда-то снаружи доносится высокий и чистый голос.

Уилл прекрасно понимает, что это не может быть Элизабет, но все же выходит на палубу; если бы в его груди билось сердце, оно бы сейчас стучало, как ненормальное. Корабль плывет через мир вечной ночи, куда не дотягивается даже свет звезд: их не видно ни в небе, ни под водой. Кто-то медленно идет по палубе, освещенной масляными фонарями, по доскам тянется длинная тень.

У нее золотистые волосы и до боли знакомая фигура, но то, как она двигается, как держит себя, выдает в ней чужака. Даже когда она смотрит на него глазами Элизабет, Уилл знает, что это не она.

«Не делай так», - просит он.

Она придвигается на шаг ближе. «Разве не хочешь ти видеть лицо той, что любишь?»

«Я не хочу лжи», - отвечает Уилл.

Калипсо пожимает плечами, черты ее лица и тела расплываются, и через мгновение перед ним стоит Тиа Далма. «Это тоже ложь, - говорит она. – Ти знать, что это не я».

«Лучше так, - отвечает Уилл. – Если тебе самой все равно».

«Как хочешь», - равнодушно бросает она, но выглядит при этом немного разочарованной. «Тюрьма была красивой».

«У меня самого есть красивая тюрьма», - замечает Уилл. «Голландец» выглядит чистым, ухоженным и, несмотря на почтенный возраст, очень изящным.

«Ти сделал свой выбор».

«Сделал», - подтверждает Уилл, глядя за борт, во тьму. «Я не говорю, что сожалею о нем».

Калипсо улыбается. «Я была права, - говорит она. – На тебя указывал перст судьбы».

«Но как ты узнала?»

Он не ждет от нее ничего, кроме обычной полубезумной улыбки, но она отвечает: «Я знать твоего отца, и я знать Джека Воробья, и я знать, что тебя спасла из воды женщина. Ти не знал об этом, но ти уже был часть многих легенд».

«Откуда ты узнала, что Элизабет спасла меня?»

В ответ на это Калипсо встает близко к борту и начинает тихо напевать в ночь, обступившую корабль: «Йо-хо, йо-хо, пирата жизнь по мне…»

«Мы были всего лишь пешками в твоей игре?» Ему кажется, что сейчас его как будто предательски ударили в спину. «А хоть раз мы могли решать за себя сами?»

Калипсо резко поворачивается к нему, ее глаза сверкают. «Выбор всегда был за вами, - говорит она. – Быть может, я видела мальчика, он искал своего отца, который плыл на «Летучем Голландце», он тонуль, и я подумала: интересно. Быть может, я видела девочку, она пела о пиратах, и я показала ей что-то, что привлекло ее глаз. Ти думать, что поэтому на мне вина за каждый ваш выбор?»

«Нет», - отвечает Уилл. Он и в самом деле так не думает.

«А может, я ничего не делала. Далма, она лишь женщина, и иногда ей снилось то, что исправить она не в силах».

Уилл раздраженно хмыкает. «Твои ответы когда-нибудь бывают простыми?»

«Никто не задает мне простых вопросов», - отвечает она с улыбкой.

Третье

Вместо простыней из индийского ситца и странного на вид льняного одеяла, которым была заправлена кровать Джека, Гектор постелил тяжелое вельветовое покрывало. Вельвет всегда напоминал ему о нежной женской коже. Правда, ему так и не удалось избавиться от въевшегося запаха пачули, как будто кто-то когда-то перевернул здесь целый флакон духов. Но если считать это платой за возвращение «Черной Жемчужины», то цена, право, смешная. С «Жемчужиной» не сравнится ни одна женщина на свете. Он закрывает глаза и острее чувствует плавное покачивание корабля, будто под ним двигается женщина, с которой он медленно, с наслаждением занимается любовью.

Он просыпается из-за ощущения, что кто-то сидит в ногах кровати. Пальцы сжимаются вокруг ручки пистоли. В голове крутится только один вопрос: в ту ночь, когда они вытащили Джека из кровати и заперли его в клетке в трюме, Воробей чувствовал то же самое? И тут он видит, что у сидящего на кровати человека женский силуэт, и чертыхается себе под нос. Кто бы ни был тот кто-то, умудрившийся без ведома капитана протащить на борт «Жемчужины» блудницу, ему придется делиться со всей командой.

«Собираешься застрелить меня?» - насмешливо спрашивает знакомый голос. Барбосса неосознанно ощупывает правую руку левой, память услужливо подкидывает воспоминания о ссыхающейся и улетучивающейся плоти и туго обвивающих оголившиеся кости сухожилиях. Калипсо поворачивает к нему голову и улыбается, обнажая свои темные зубы.

«Чему я обязан чести приветствовать тебя на борту моего корабля? – спрашивает он, даря ей свою лучшую улыбку. – Только не подумай, тебе тут всегда рады».

«Ти плохой лжец, Гектор Барбосса, – отвечает она. – И всегда им был».

«Хорошо, – произносит он. – Как мне побыстрее от тебя отделаться?»

«Уйду, когда захочу. – Она качает головой. – Ти никогда не был тем, кто любить море».

«Я отдал морю всю свою жизнь, – возражает он. – Море стало моим домом, когда мне исполнилось 10 лет». И с каждым прожитым годом все больше и больше отличается он от того салаги, для которого сбежать на корабле в море означало обрести свободу.

«Отдал или забрал?»

«Я ушел в море, и я трудился, – говорит Гектор. – Свое положение я заработал потом и кровью. Меня жестоко использовали. Но я всего добился сам, никому не было дела, жив я или мертв». Сложно сказать, игра это на публику или отголосок забытой боли – для него все слишком давно в прошлом. «Я никогда не искал любви – ни женской, ни моря».

Для него женщины и море – на одно продажное лицо, но говорить об этом сейчас было бы не вполне разумно.

«Быть может, поэтому ти ее и не найти».

«Чего ты от меня хочешь? Чтобы я заискивал, как некоторые, перед шлюхами и сутенерами, будто они короли и королевы? Я себя слишком уважаю для этого». Он с подозрением смотрит на нее. «Ты ведешь к тому, что я умираю? Опять. Без возвращений».

Калипсо искоса смотрит на него. «Или я просто хотеть знать, зачем ти провел все эти годы в море, если ни капли не любить его».

«А что еще мне было делать?» – спрашивает он, и она качает головой.

Утром он выходит на палубу и смотрит на игривые барашки волн, бегущие вдоль бортов корабля. От красоты захватывает дух, но морю нет никакого дела, жив Гектор Барбосса или мертв. И он убеждает себя, что никогда не просил об обратном. А глаза в это время по привычке зорко всматриваются в горизонт, ища какой-нибудь корабль, содержимое трюмов которого дополнило бы погруженные на Тортуге запасы.

Море благоволит к тем, кого любит, остальным же приходится справляться своим силами.

Четвертое

Тига будят чьи-то шаги снаружи, и он по-кошачьи бесшумно выскальзывает из-под одеяла. На острове Погибших Кораблей тихо не бывает никогда, но его сон ничто не тревожит, пока за дверью не слышны подозрительные шорохи и никто не загораживает вид из окон, бывших когда-то кормовыми иллюминаторами. Ночью темнота за окнами подмигивает огнями пришвартованных далеко внизу кораблей.

Он крадется на звук шагов, в одной руке зажат мушкетон, в другой – бутылка рома, прихваченная с пола возле кровати.

Домом ему служит перевернутый вверх дном корабль. На досках палубы сидит женщина. Она изучает крышу, когда-то бывшую днищем. Женщина по-настоящему красива, ее глаза напоминают ему о глазах другой, которую он знал много лет назад. Она переводит на него любопытный взгляд. «Верх – это низ?»

«Хорошая защита от дождя», – только и говорит он, а затем ждет, пока она сама скажет, зачем пришла к нему. За свою долгую жизнь он научился терпению. Иные назовут это мудростью.

«Король и его слуги украли королеву из ее колыбели», – напевно произносит она. «И заковали ее в темницу плоти».

И в этот миг он понимает, кто перед ним. Он улыбается, но улыбка выходит кривой. «Я никогда и не думал, что буду жить вечно».

«Ти мудр, – говорит Калипсо. – В отличие от другого».

«Другого жизнь мало трепала», – ворчит он и прикладывается к горлышку бутылки. «Но я по-прежнему не могу понять, зачем ты пришла. Не припомню, чтобы ходил у тебя в должниках. Я ведь и так отдал тебе все, что у меня когда-либо было».

«Ти ничего не быть должен мне, – говорит она. – Но ти помнить все».

«Я знаю Кодекс». Он помнит каждую его букву, каждую историю, скрывающуюся за каждым словом, он живет по Кодексу. Его жизнь можно назвать странной, особенно здесь, среди причудливо изогнутых стен, но это его жизнь, и он не хочет ничего менять.

«Больше, чем Кодекс, – поправляет она. – Правду».

«Я слишком стар», – отвечает он. Слишком поздно полагаться на его острую память: каждый день отражение в зеркале подсказывает, что он доживает свой век.

«Значит, найди того, кто молод и готов слушать. Или правда быть утеряна».

«Люди помнят тебя, – говорит Тиг. – Они помнят Дейви Джоунса».

«Пока не придет день, когда они забудут». И Тигу кажется, что она готова заплакать. Он молча предлагает ей свою бутылку с ромом.

Пятое

Джек просыпается из-за того, что покачивание шлюпки меняется. Он сам не помнит, как заснул, потому что не собирался: в конце концов, спать в лодке посреди океана – сущее безумие. Тут явно замешана таинственным образом опустевшая бутылка рома, лежащая у него под боком. Джек зыркает глазами в сторону носа лодки, желая узнать, кто решил составить ему компанию, и дальше действовать по обстоятельствам.

Когда он видит, кто это, то тут же зажмуривается.

«Что ти делать?» – спустя какое-то время доносится до его ушей раздраженный голос.

«Жду, когда ты исчезнешь, – отвечает он. – Этот способ помогает чаще, чем можно подумать».

«Я подождать», – произносит Далма… Калипсо. Спустя еще какое-то время он открывает глаза. Она сидит на прежнем месте: босые ноги погружены в воду, которая, несмотря на все ухищрение, упрямо скапливается на дне ялика.

«Все еще здесь, – бормочет Джек. – Чудненько». Он оглядывается в поисках поддержки, но других Джеков поблизости не наблюдается. Очень на них похоже: смыться подальше как раз тогда, когда к нему решила нагрянуть Калипсо. Он даже начинает сильно подозревать, что пара-тройка из них – плоды его фантазии.

«Куда ти плывешь?»

На этот вопрос он может ответить. «Собираюсь найти Источник Молодости. Бессмертный капитан Джек Воробей – как звучит, а? Всяко лучше бессердечного капитана Джека Воробья. К своему сердцу я как-то уже попривык».

«Джек, – качая головой, говорит она. – Никто не под силу понять тебя».

«Но ведь по-прежнему пытаются, цыпа, – замечает он. – Мне вот интересно, почему?»

«Ти заставлять их смеяться», – предполагает она.

«Я такой, – подтверждает он. – Я сломлен, почти без еды, совсем без корабля и, скорее всего, окончательно лишился рассудка, но я хотя бы забавный».

«У безумия есть преимущества», – произносит Калипсо.

Губы Джека растягиваются в ухмылке. «Значит, я твой Дионис? Раз так, не подкинешь-ка мне бутылочку-другую рома?»

«Он пил вино», – поправляет она.

«Предпочитаю ром».

«Поговорим, когда ти прийти в себя».

«Если ты море, то я достаточно хорошо тебя изучил благодаря этому ялику. А если ты женщина, то от вашего племени в последнее время у меня были одни неприятности. Спасибо, пока хватит».

«Так и запрешь свое сердце на замок?» – спрашивает Калипсо.

«А у тебя есть какие-то предложения?»

«Может, сам задуматься?» – произносит Калипсо.

«Сгинь», – отмахивается от нее обеими руками Джек. Он не готов пока к разговорам о сердечных делах – ни в переносном и романтичном смысле, ни в кровавом и с отвратительными подробностями. И уж тем более в обоих сразу. В ближайшее время он вообще на эту тему думать не намерен. Он шарит рукой по дну шлюпки в поисках бутылки и тут вспоминает, что уже выпил весь ром.

«Твоя лодка дрейфует», – замечает Калипсо.

«Пусть ее», – Джек закрывает глаза. «Меня это устраивает».

Однако, как только Калипсо исчезает, он резко садится и вытаскивает свой компас. Его охватывает непреодолимое желание найти сушу.

Шестое

Ушедший под воду «Голландец» подхватывает низинное течение, и Прихлоп тут же просыпается. Ход корабля меняется, в нем нет ничего общего с плавным скольжением по волнам. За годы службы Билл приноровился всего лишь переворачиваться на другой бок и, как ни в чем не бывало, вновь проваливаться в сон. Но в это мгновение он замечает кого-то в углу крохотной каюты, причитающейся ему по статусу первого помощника капитана. Каюта ему нравится, но порой он почти скучает по старому гамаку, в котором он и другие пленники «Голландца» спали по очереди в течение десяти лет его службы.

Он садится и понимает, что перед ним женщина, и она не мертва: «Голландец» плывет сквозь воды обычного океана, и его цель не последний причал. Команде корабля нужно запастись едой, а под водой до портовых городов добираться быстрее. Каждую возможность сойти на берег Прихлоп воспринимает как праздник и тратит там все свои деньги на лаймы и солонину. Он не встречается глазами с Уиллом, наблюдающим, как команда сходит на берег и возвращается на борт.

Присутствие женщины означает только одно: он спит. В течение многих лет такие сны были его отдушиной, он всеми фибрами ненавидел момент пробуждения, означавший, что пора возвращаться к непосильному труду и что его ждут все новые кошмары наяву. Ему редко снился кто-то, кроме Мэри, а эта женщина на нее совсем не похожа. В ней есть что-то от Джека, пожалуй: те же грациозные движения и проникающие в самую душу темные глаза.

«Билл Тернер», – произносит она.

«Ты Калипсо, – понимает он. – Ты все это заварила».

«Дейви Джоунс все это начал, – возражает она. – Когда полюбил море».

«В него сложно не влюбиться, – соглашается Прихлоп, – а потом не бросить своих жену и ребенка и уже никогда не вернуться домой».

«Мы не выбирать, кого любить», – и, произнося это, Калипсо становится очень похожей на Джека.

«Но мы властны над своими поступками, – возражает он. – Я должен был быть рядом с ними. Давно это нужно было понять».

«Ти должен быть рядом, когда нужен им, – говорит она. – Но ты нужен Уильяму сейчас, и ти здесь».

«Я это знаю и без твоих подсказок». Но никакие его слова или действия не искупят вины за то, что его сыну пришлось в одиночку пережить смерть матери, и за то, что Уилла вырастил пьяница-кузнец, никогда не любивший его.

Калипсо приближается к нему и касается губами его лба, совсем как мать, которой нет на свете вот уже тридцать лет.

«Мы оба ждали слишком долго, чтобы исправить свои ошибки, – говорит она. – И их обязательно нужно исправить».

Утром они бросают якорь у Куракао. В порту Прихлоп покупает апельсины. Он вспоминает, как однажды купил их Уиллу и как Уилл улыбался – но вот подарку ли или просто потому, что отец вспомнил о нем? Он не знает ответа и, вернувшись на «Голландец», вкладывает душистый фрукт в ладонь Уилла. И для него нет на свете ничего дороже улыбки, озарившей в этот момент, как и много лет назад, лицо его сына.

Седьмое

Гиббс садится в кровати, боясь поверить в реальность той, что его разбудила и сидит в ногах его кровати. Он улыбается ей и тут же тяжело сглатывает, поскольку, несмотря на все надежды, он сам до конца не верил в действенность вызова.

«Ти звал меня?» – в голосе Калипсо слышится изумление, ее явно поразило то, что кто-то специально позвал ее.

Гиббс пожимает плечами. «Есть поверье, что если бросить в океан песо, то приснится та, кого любишь, – отвечает он. – Но есть и другое. По нему, изначально в легенде речь шла о той, кто придет в ее облике». Его любимая давно мертва и покоится с миром, поэтому, если бы правдивой оказалась первая версия, он был бы только рад.

«Я здесь», – произносит Калипсо. И не разберешь ведь, злит ее все это или забавляет. «Я слушать твою просьбу, Джошами Гиббс».

«Тут такое дело…» Он в растерянности пытается подобрать нужные слова. Предыдущей ночью идея казалась ему гениальной, но, пожалуй, гениальность ей придал шумевший в крови ром, купленный на оставшееся песо.
Он прочищает горло. «Меня… я все думаю, как же там мисс Элизабет – то есть капитан Тернер. Она ведь одна-одинешенька теперь, когда ее муж обречен скитаться по океанам. И как там Коттон и остальные, ведь капитан Барбосса не самый терпеливый человек на свете». Она странно смотрит на него, но он храбро договаривает: «И как там капитан Джек, отчаянная голова – уплыл в ялике на поиски Источника Молодости».

«А от меня-то ти чего ждать?»

«Я подумал, вы мне расскажете, как они там».

Калипсо закатывает глаза.

«И ти потревожил богиню из-за этого? Если так трястись над ними, возьми и найди их!»

«Но я их давно не видел», – с трудом выговаривает Гиббс.

«А где ти искал? В таверне на Тортуге их точно нет».

Гиббс пожимает плечами. Он и сам подумывал отправиться на поиски, но каждый раз почему-то откладывал.

Калипсо осуждающе качает головой. «Это все или ти еще чего-то хотеть? Заботы есть не только у тебя».

«Я тут подумал, что вы, как бы это, могли бы приглядеть там за ними. Им это пригодится. Джеку уж точно, мы-то с вами знаем Джека».

«Я требовать плату», – быстро произносит она, и в этот момент она вновь Тиа Далма, а не внушающая ужас древняя стихия. Даже несмотря на то, что Тиа Далма всегда и была древней стихией. «В обмен».

«Я отдал тебе песо, – напоминает он. – «У меня их всего два было».

Она вновь качает головой. «Обещаю уделять внимание Джеку Воробью и Элизабет Тернер ровно на стоимость одного песо, – произносит она. – Если не устраивать, ти менять плату».

«Но у меня нет немертвой обезьяны», – разводит руками Гиббс.

«А кто сказать что-то об обезьяне?» – утомленно произносит Калипсо.

Утром его голова раскалывается от боли, и ночные события вспоминаются с трудом и как сквозь пелену тумана. Но просыпается он с твердой уверенностью выяснить, что же случилось с Джеком и «Жемчужиной». Конечно, чтобы отправляться в плавание, время года совсем неподходящее. Одна отговорка за другой, и вот проходит три месяца, а он все на Тортуге и никак не возьмет в толк, почему так быстро бежит время. Оно всегда пролетает молниеносно, когда в кармане позвякивают монеты.

Но все же время от времени он бросает талер и в воду залива. Когда вспоминает об этом. Ведь каждая мелочь считается.

Восьмое

Вообще-то, сходя на берег по своим страшно неотложным делам, Барбосса поручил Рагетти охранять «Жемчужину». Одна только беда: на мили вокруг нет ни души. И красть «Жемчужину» некому, разве что им самим. Пинтел строит план за планом, как им это можно провернуть, но Рагетти каждый раз отвечает, что одним им далеко не уплыть. Он смутно подозревает, что для навигации нужно уметь писать и считать, но Пинтел утверждает, что они могут просто плыть вдоль берега, и в этом что-то есть.

Потом он приходит к выводу, что охранять можно и с закрытым глазом – хуже-то не будет! Он резко вскидывается, заслышав шаги по палубе – не знакомое топанье Пинтела, а мягкую женскую поступь. Он поднимает взгляд и видит, кто это.

«Калипсо», – срывается с губ.

Она улыбается – так, как ему никто не улыбался с тех пор, как умерла мама. Улыбается не пустой улыбкой торгующих своим телом, а так, будто она хорошо знает его.

«Ти освободил меня, – произносит она. – И ничего не попросил взамен».

«Но ведь капитан Барбоса попросил», – напоминает он.

«Капитан Барбоса хотеть слишком много, – отвечает Калипсо. – Свое он получил. Чего хотеть ти?»

Рагетти задумывается, чего же он хочет. На ум приходят только сундуки с золотом, много-много сундуков с золотом. Но ему кажется, просить об этом – значит, испытывать судьбу и удачу.

«Глаз. Не деревянный, а из настоящего стекла?» – придумывает он наконец.

«Это нам по силам», – говорит она.

«И, ну… может… может, поцелуй?» Он весь сжимается от мысли, что сейчас она за дерзость превратит его в краба, и растерянно соображает, что же ему делать с таким количеством тоненьких ножек.

«Ти правильно произнес», – Калипсо нагибается и целует его в губы.

Поворачивая голову, он чувствует на лице ее теплое дыхание, ему даже на мгновение кажется, что она дотронулась до его щеки рукой.

А потом эта рука начинает трясти его за плечо.

«Проснись, – будит его Пинтел. – Глянь, что я нашел в воде. Просыпайся давай, ты ни за что не угадаешь, что это».
Рагетти притворяется, что несказанно удивлен, когда видит в раскрытой ладони Пинтела стеклянный глаз. Он не хочет расстраивать Пинтела, тот счастлив, как ребенок. «Какая удача, что ты его нашел».

«Только подумай, а? На, держи», – Пинтел отдает ему глаз и вытягивается рядом на палубе.

Никто из них не превратился в гигантского краба. И Рагетти считает, что больше и просить не о чем.

Девятое

Джеймс обожает играть в бесконечных коридорах и пещерках острова Погибших Кораблей: тут и укромные уголки для пряток, и самые разные лестницы, словно созданные для непоседливого мальчишки, и крохотные гроты, где темно, и жутко интересно, а сидеть можно, только прижав колени к груди. Мама разрешает ему везде бегать, только строго-настрого запрещает приближаться к еще живым кораблям, готовым лечь на курс. Да и никто из капитанов не горит желанием оказаться на месте Гектора Барбоссы, когда тот на следующее утро после отплытия обнаружил Джеймса, спящим среди бочек с ромом. Капитан Барбосса успел объяснить, что возвращает Джеймса домой, прежде, чем мама застрелила его.

Но на корабли, капитаны которых в ближайшее время никуда не собираются, запрет, пожалуй, не распространяется. Например, на «Черную Жемчужину», она никуда не поплывет, пока капитан Воробей не поговорит с мамой. А разговор затянется надолго, потому что капитан Воробей сказал: «У меня есть план», – а мама ему ответила: «А ты хоть кому-нибудь откроешь, в чем он состоит?» И пока они будут спорить, Джеймс как раз успеет пробраться на борт и хорошенько все осмотреть.

Сложность состоит в том, что по палубе «Жемчужины» постоянно кто-то ходит, а на матроса Джеймс пока не очень похож. Во всем виноват его маленький рост, но мама говорит, что придет время, и он вырастет. Сегодня оно не придет точно, даже и ждать нечего, так что, когда двое пиратов, громко топая, сходят по трапу, Джеймс быстро прячется за большим куском брезента.

В новом убежище душно, темно и пахнет специями. Когда чья-то рука откидывает край брезента, Джеймс распахивает глаза и выпаливает: «Мне разрешили тут посидеть».

«Правда?» – спрашивает его красивая дама, у нее черная коже, а глаза похожи на мамины. «И кто же ти такой?»

«Джеймс Тернер, – отвечает мальчик. И добавляет, как учила мама: – Мой папа – капитан «Летучего Голландца».

«Значит, я знакома с твоим отцом». Женщина садится рядом с ним, скрещивая ноги в точности как он. «Я очень хорошо его знать».

«А не сочиняешь? – с подозрением спрашивает Джеймс. – С папой плавают мертвецы, а ты не похожа на мертвую». Порой, когда он говорит на эту тему, на него косо смотрят, но он не понимает, почему должен притворяться, что ничего не знает.

«И все же я знакома с ним, – говорит она. – Твой отец, он любить море. Мужчине его любить непросто».

Джеймс задумывается над тем, что она сказала. «А разве есть люди, которые не любят море?» – наконец спрашивает он.

Женщина наклоняется и касается его лба своими губами. Если бы он знал, что она это сделает, то отстранился бы, ведь он не младенец, чтобы с ним так нежничали. Но тут же решает, что противно ему не было. «Море любит тебя», – произносит она, а затем поднимает его на руки и держит его совсем как мама.

В следующее мгновение он понимает, что его на самом деле держит на руках мама. Она ругается на капитана Воробья, и Джеймс окончательно просыпается.

«Теперь ты детей похищаешь, Джек? – бушует мама. – Ты никогда благородством не отличался, но даже для тебя это слишком самоуверенно».

«Если ты считаешь, что я бы похитил сына Уильяма с какой бы то ни было целью…»

«Сына Уилла?» Когда мама говорит таким шепотом, то ничего хорошего не предвидится. «Тебе меня нужно бояться, Джек».

«Мне это прекрасно известно, цыпа, – отвечает капитан Воробей. – Но поскольку на этот раз твоя кровожадность мне не помощник, может, уже дашь нам отчалить?»

Значит, капитан Воробей опять уплывает. Джеймс горько вздыхает. А он так надеялся, что хоть сегодня капитан Воробей уговорит маму плыть с ним. Джеймс бы тогда очень хорошо спрятался, и его бы нашли только тогда, когда бы уже поздно было поворачивать назад. Он уверен, что именно так бы подумали и все остальные.

Но когда что-то не получается, всегда можно попробовать еще раз. Ведь так?

fin