Быть Президентом – дело серьёзное. Власть, законная тотальная власть, щекочет нервы. Он привычным жестом поправляет красный галстук, садится за массивный стол и бросает взгляд на рамку с фото - любящая жена и дети. Отражение в гладкой поверхности приветствует его хищной ухмылкой.

Быть Нэйтаном Петрелли – дело увлекательное. Увлекательное настолько, что он лишь смутно помнит, что не так давно был Сайларом. А до этого Габриэлем Грэем. Но ни того, ни другого теперь нет. Как и нет Нэйтана. Только Президент Петрелли, который трудится на благо своей страны. В своё извращённое удовольствие. Он бессознательно крутит перстень на пальце, разглядывает свои аккуратные наманикюренные ногти и думает, что отныне раз и навсегда всё под контролем.

Но когда в один не предвещающий беды день в его кабинете появляется знакомая фигура, он понимает, что учёл не все факторы.

- Ты меня ненавидишь, - мрачная фраза доносится из самого тёмного угла кабинета и заставляет его вздрогнуть.

Когда-то в глазах этого человека горело желание убить его. Ненависть пополам с откровенным страхом. Теперь его лицо скрывается в тени. Но он помнит этот голос.

- Питер Петрелли, - предательски срывается с языка, до того как он успевает обрести самообладание.

На этот раз из темноты до его чувствительных ушей доносится смешок:

- Ты в самом деле меня ненавидишь...

- С чего ты взял?

- Рождество. Ты мог бы позвонить.

- Телефон работает в обе стороны. Мог бы позвонить сам.

Он вспоминает времена, когда ему приходилось гоняться за Петрелли. Тогда давно, когда он хотел его убить. Теперь, когда потенциальная добыча сама пришла к нему в лапы, его останавливает слишком много «а что если?». Он уже занимает важный пост. Он уже стал кем-то особенным. В конце концов он стал Президентом США.

Он не отводит глаз, когда бывший враг выходит из своего укрытия, оказываясь в пятне света.

- На собственный день рождения, я тоже должен был сам звонить, чтобы заслужить поздравление?

Некто ранее известный как Сайлар не произносит ни слова. Он боится, что если откроет рот, то былой монстр вырвется наружу, выдавая его с головой. Он смотрит на хмурое лицо, где уродливый шрам пытается стыдливо спрятаться под длинную чёлку; поникшие плечи, руки в карманах и потёртые кроссовки. Но он видит пульсирующий, тикающий, самый мощный в мире механизм. Да, он уже стал Президентом США. Но он может стать Богом... Здесь и сейчас. Наблюдая за тем, как лампасатый кроссовок оттопывает секунды, он понимает, что он него ждут ответа.

- Извини, я заработался, - выдаёт он первое разумное объяснение, которое приходит в голову.

- Ну да, ты прямо как отец.

Такого убийственного взгляда от Петрелли он не получал даже будучи Сайларом. Но он продолжает внимать.

- Знаешь, меня всегда задевало, что он ценит тебя гораздо больше, чем меня… Нет, перефразирую по-честному. Меня задевало, что он возводит тебя на пьедестал, а меня вообще ни во что не ставит. Но я молчал, потому что думал, что тебе это нужнее, а я обойдусь. Думал, что хотя бы мама меня любит, но потом оказалось, что я просто был пешкой в её планах по облагораживанию мира. И что? Стал мир лучше?

К своему удивлению он ощущает неловкость. Словно он подслушивает чужой разговор, за который ему неловко, но уйти и закрыть уши тоже нельзя. Из любопытства.

- А теперь и с тобой вот так… Словно мы никогда не были родными. Ты до сих пор ненавидишь меня из-за взрыва?

- Я тебя не ненавижу, - произносит он ровным голосом.

Петрелли останавливается. Подходит ближе, упирается руками в стол:

- А я по тебе скучаю… правда.

Он понимает, что такими восторженно-влюблёнными глазами на него не смотрит даже жена и дети (Не его жена и дети...). Нет, так на него не смотрел никто и никогда.

- Да… я тоже, - сдаётся он, размышляя, о том, что впустить в свою жизнь «младшего брата» будет возможно даже забавно. Однако, когда Петрелли срывается с места и заключает его в крепких объятьях, он откровенно теряется.

Руки неуклюже зависают в воздухе, и он думает, что в последний раз он испытывал такую неловкость, когда девочка пригласила его на медленный танец. Ему было 10. Он так же не знал, куда деть руки. И так же горел желанием соблюдать дистанцию.

- Нам обязательно обниматься? – вопрос ненавязчиво сам собой срывается с уст.

Когда Петрелли отстраняется от него, на его лице такое замешательство, словно он спросил «а Земле обязательно вращаться вокруг Солнца?». И он понимает, что чуть себя не выдал.

– Ну-да-как-же-я-забыл-мы-ведь-итальянцы, - смущённо ворчит он под нос.

Новоявленный родственник склоняет голову на бок. Недоверчиво…

- Ты, правда, изменился, Нэйт, - он делает шаг назад, словно желая спрятаться обратно в ту темноту, из которой появился. Он мог бы уже и исчезнуть. Но он стоит здесь и чего-то ждёт.

- Ладно… ясно, - он бросает на него очередной жалобно-упрекающий взгляд и Сайлар поражается как мужчина лет тридцати может себе позволить быть таким щенком. Нет, как человек, у которого хватило сил уничтожить полгорода, позволяет себе хлопать ресничками, словно капризный ребёнок, который разбил вазу, пытаясь привлечь к себе внимание, и надеется на прощение? Он уже готов уйти, когда Сайлар останавливает его.

- Питер, погоди… - он сам подходит к нему, находит свои руки и заставляет себя обнять его. Он чувствует облегчённый вздох у себя над ухом, сдавленный смех щекочет шею:
- Боже, я так боялся тебя потерять…

Сердце бьётся на один удар быстрее от внезапной близости. Рука привычным жестом ложится на затылок, и он гадает, что ещё он унаследовал от Нэйтана Петрелли кроме умения летать.

- Я здесь, Пит, я всегда буду здесь.

Потому что никогда никто не будет смотреть так, словно самый особенный человек на свете.

Потому что он может стать Богом, но он может быть чем-то большим. Он может управлять Богом.

Для этого достаточно быть Нэйтаном Петрелли.

Сайлар лениво проводит пальцами по спине, словно подыскивая нужные кнопки управления механизмом, и на лице появляется улыбка, когда он слышит долгожданную фразу:

- Ты мне нужен.

- Я знаю, Пит. Я тебя не больше не оставлю.

- Обещаешь?

Власть, тотальная умопомрачительная власть, греет душу.

- Обещаю.

Питер прячет горькую усмешку и утыкается носом в плечо человека, который отдалённо похож на его брата, убаюканный мыслью о том, что так или иначе, он своего добился.