Настоящая боль
Слишком много боли в этом мире. Физической, духовной, пронизывающей до костей и мозга, пилящей и колющей, режущей сухожилия на ленты, рвущей сердце в клочья, удушающей боли от газа, наполняющего твои легкие и глаза, боли, когда в тебя вонзается стая осколков стекла кабины вайпера и летного шлема, глухой боли от кулака, разбивающего тебе лицо, пульсирующей боли от огнестрельных ранений.
Старбак знала откуда ждать боль. Она была ее подругой. По утрам после обильных возлияний болела голова, после многочисленных дежурств и атак болели ноги и руки, жавшие на педали и ускорители. Она знала, что такое кулак. Она любила его знакомое лицо. Она предпочитала бить и драться, чем плакать и жаловаться на судьбу. Если хотелось жалости, здесь приходила на помощь бутылка и снова боль по утру. Боль как похмелье и результат, боль как цель жизни. Старбак нравилась боль. Когда у нее болело и ныло, когда ее руки заворачивали за спину, когда накладывали швы без анастезии, она чувствовала, знала что жива. Лишь в такие моменты она забывала кто она на самом деле и снова выдыхала дым сигары в лицо полковнику Таю, напоминая ему о его счастливой семейной жизни и ждала кулака в лицо. Страбак и все тут, не Кара. Для них всех она Старбак. Ненормальная, сумасшедшая баба. Вылет за вылетом, задание за заданием, починка сломанных вайперов, порезы, ссадины, попойки, беспорядочные связи с вышестоящим начальством и младшим командным составом. Это жизнь Старбак. Ее взгляд всегда должен быть как удар в морду.
Минимум дней на койке после ранения. Только она может себя жалеть и никто другой. Никто другой. Никто. Никто. Она встает на костыли и идет читать инстуктаж пилотам, пересчитывая глазами пустые места в зале, записывая себе на свой воображаемый памятник сердца их имена. Всем жаль, но проходят месяцы и все начинают забывать их, только она даже во сне может назвать имя каждого, кто отдал свои жизни в бою за свободу и жизнь Колоний с первого дня этого фракового вторжения тостеров, каждую ночь она оплакивает их всех, сидя в одиночестве с бутылкой. Она вспоминает их лица, смех, злость, последние крики и слова, сказанные в момент падения и смерти. И напивается, напивается…А по утру снова боль и мат в присутствии начальства.
Она любит боль, боль от войны и ее раны. С каждым швом она ближе к победе, с каждым стежком иглы на одного тостера меньше. Чем больше ран на ней, тем меньше на других, чем больше вылетов у нее за день, тем меньше погибших. Лучше идти в лобовую и погибнуть, чем сидеть на мостике и ждать ответа на позывной.
Только почему раскаленная до бела в бою обшивка вайпера жжет куда слабее, дарит меньше боли чем поцелуи Ли? Потому что только Кара знает, что такое настоящая боль.