Солнце выжигает глаза даже через зарытые веки. Перевернуться на живот, закрыть лицо руками - просто нет сил. Нет сил. Воздух пахнет раскаленной затхлостью, пылью. Чем-то металлическим, похоже, кровью. Судя по ощущениям – его кровью. Он не успевает и не хочет восстанавливаться. Всех нормальных людей боль пугает, оглушает, заставляет кричать и корчиться, а он улыбается. Ему нравится. Это сладкое чувство, расползающееся вверх и вниз по телу.

Резкий запах сигаретного дыма. Он кривится, не прекращая скалиться. Дергается, пытается отвернуться оттуда, откуда пришел запах. Боль в плече и пояснице становится острее, горячее. Он рычит, как загнанный зверь, не имеющий возможности сделать хоть что-нибудь, кроме как ползать по полу, полу ослепленный солнцем и болью.

Запах дешевых сигарет вместе с запахом пыли въедается в мозг. Боль снова становится тянущейся, вязкой, приятной. Он скалится, смеется.

- Ты слабее, чем он, - голос надтреснутый тихий.

Он открывает глаза и тут же щурится от солнца. Слишком желтое, слишком яркое, слишком горячее. На мгновение усмешка сползает с его лица, открывая звериную боль, ненависть. Но только на мгновение. Он видит ее сидящую в кресле напротив окна. Ее темный силуэт.

Он никогда раньше не видел, чтобы Роуг курила, но сейчас она сидит на кресле, резко и часто затягиваясь. Она курит и пялится на него, валяющегося в собственной крови на полу. На ее лице отвращение, безразличие, жалость. Ее плечи острые, волосы растрепаны. На правой ключице царапина. Его царапина.

Он хочет ответить что-то грубое, что-то про Логана, что-то про шлюху, но давится собственными словами и закашливается от удушливого запаха дыма и пыли. Боль снова впивается в его тело, и кашель переходит в рык, больше похожий на вой.

Она поднимается с кресла и подходит к окну, по пути пинком убрав его ноги с дороги. Роуг открывает форточку и задергивает занавеску, и солнце перестает слепить его, теперь он может спокойно смотреть на нее.

Она наклоняется к нему. Ее руки – голые, кожа бледная и тонкая, видны синие венки, он слышит, как бьется ее пульс, он нахально улыбается ей в лицо.

Ему хочется снова схватить ее, развернуть спиной, чтобы вдруг не увидеть выражение ее глаз. Чтобы вдруг не увидеть там испуга, боли, разочарования. Он был с нею добр. Он трахал ее быстро, как дешевую шлюху, но аккуратно, как любимую игрушку. Ему нравился запах ее бледной кожи, ощущение жизни в этом тонком теле.

Прикосновения к ее телу, к коже – покалывающие. Ему пришлось поторопиться. Он даже успел поцеловать ее напоследок. Перед тем, как грохнуться на пол. Он успел прикусить ее губы, поиграть с ее языком, оставить тонкую царапину на ключице, прежде чем практически вырубиться.

Она затягивается и выдыхает дым ему в лицо, потом тушит сигарету об его плечо. И этот маленький круглый ожог не затягивается, остается. Роуг с интересом рассматривает три сквозных пореза на его правом плече.

- Это ведь он сделал, да? – что-то недоброе слышится в голосе.

Страх на минуту проскальзывает в его взгляде. Он почти произносит «не надо, нет». Он почти говорит, что не хотел ничего плохого, что это просто наваждение, одержимость. Он почти извиняется. Но тут же снова скалится, выпуская клыки.

- Давай, - хрипло.

Роуг замирает, останавливает собственные пальцы в миллиметре от его раны. Он чувствует покалывающее тепло кончиков ее пальцев. Она дергается, как от удара, отстраняется от него, отходит. Она боится стать такой же, как он – причинять боль ради удовольствия, мстить ради причинения боли.

Роуг отходит назад к креслу, поднимает с него пачку сигарет и зажигалку. Ее руки слегка дрожат, когда она закуривает. Дрянной запах дыма снова ударяет ему в голову.

Роуг сидит на кресле, нервно курит и смотрит на него сверху вниз. Смотрит, как он постепенно восстанавливается, как затягиваются глубокие порезы и царапины. Смотрит ему в глаза, на эту нахальную клыкастую усмешку. Но она не боится его. Больше не боится. Потому что знает, как причинить ему боль.

- Зачем? – устало.

Она безразлично наблюдает за тем, как он поднимается с пола и застегивает брюки. Его одежда пропиталась его собственной кровью и пылью. Теперь он смотрит на нее сверху вниз. Тело все еще ломает, сигаретный дым мешает думать.

- Что зачем? – хищно улыбается.

Она встает с кресла перед ним. Он выше и большее ее в несколько раз. Ему ничего не стоило бы свернуть ее тонкую шейку, сломать ее тонкие кости, порвать ее тонкую кожу. Его взгляд утыкается в царапину на ключице. Теперь он видит, что это уже не царапина – всего лишь засохшая струйка крови. Ему хочется снова поцарапать ее, потому что сейчас – эта ранка уже не затянется, останется тонкий шрам. Его шрам.

- Зачем ты вломился сюда и трахнул меня? – выпаливает на одном дыхании, закусывая нижнюю губу.

Для нее это слишком откровенно, для него это слишком очевидно. Ей даже не надо говорить: «сделай это еще раз, Виктор». Ей даже не надо говорить: «мне понравилось».

Он целует ее жадно, больно. Она тянется к нему, прижимается. От нее пахнет дрянными сигаретами, на языке привкус сигаретного дыма. Он падает на одно колено, Роуг отстраняется.

- В другой раз, девочка, - хрипло, через силу.

Он поворачивается, чтобы уйти.

- Зачем? – упрямо повторяет она.

- У нас с братом всегда были общие игрушки, - скалится он в ответ.

fin