Тот факт, что Кагалли перестала носить его кольцо, Асурану казалось естественным после того, что они друг другу наговорили. И то, что Асха старается теперь избегать его, ему тоже было вполне понятно. Единственное, что осталось за гранью его понимания – это его спокойствие. И относительное безразличие к происходящему остальных. Словно ничего и не случилось. Словно так и должно быть.

На официальном приеме, устроенном в честь заключения мира, когда и ему, и Кагалли надо обязательно быть, встреча неминуема. Они приветствуют друг друга. Асуран видит припухшие глаза девушки и злиться на самого себя, что ничем не может ей помочь: ни обнять, ни решиться на что-нибудь большее. Разве что шепнуть пару слов, когда Кагалли уже отойдет от него, приветствуя новое лицо.

Зара любуется ею и совершенно не замечает, как к нему подходит Кира с Лакс. Они тут не как брат Асхи с девушкой, а почетные гости Орба. Асуран отвечает невпопад на ничего не значащие вопросы друга, отчаянно завидуя, что эти двое вместе, и удивляясь, почему Кира до сих пор ничего ему не сказал – все же Кагалли ему сестра. Лакс отходит – у политиков завязался спор – и они с Кирой остаются одни. И тогда уж Асуран слышит брошенное невзначай «вы не слышите друг друга». Кира в разгаре беседы указывает на безобразного старика, вскользь упоминая, что брак Кагалли с ним будет выгоден Орбу. Так называемый политический брак. Зара сжимает кулаки, но молчит, испепеляя глазами злосчастного политика.

Асуран в полной расстеряности, когда раздается тихий стук в дверь поздней ночью. Асуран с мокрой головой спешит открыть, недоумевая, кому же он понадобился в столь поздний час, но перед самой дверью чуть мешкает. Предчувствие не обманывает его – на пороге Кагалли в простых потрепанных штанах и зеленой безрукавке – совсем такая же, как в первую их встречу, растрепанная, но в глазах нет той испуганной решимости.

Он пропускает её, предлагая чая, закрывает дверь, ничего не спрашивая, и еле сдерживает порыв обнять и поцеловать.

Они болтают о разных пустяках, пока Кагалли внезапно не замолкает и после напряженной минутной тишины говорит «извини», стараясь не смотреть при этом ему в глаза. И Асуран понимает, что по другому нельзя.

Он молчит, просто крепко-крепко ее обнимает, гладит по волосам, хочет извиниться сам, но слова застревают в горле.

Кагалли зажмуривается, осторожно отстраняется. На ее щеках горит стыдливый румянец. Зара наклоняется к девушке, одними губами произносит «ты не виновата» и, наконец-то, целует её. Асуран опоминается лишь тогда, когда осознает, что они уже лежат, а на Кагалли наполовину расстегнута ее безрукавка. Но он продолжает целовать девушку, которая прижимает его к себе все сильнее и сильнее.

Возможно, она потом пожалеет, а ему самому будет стыдно. Но именно сейчас ни его, ни ее это не волнует. С большим трудом Асуран все же останавливает себя, слышит разочарованный вздох и смотрит на Кагалли сверху вниз, краснея при виде загорелой кожи в вырезе майки, что надела девушка под безрукавку, которая сейчас сиротливо лежит непонятной кучкой на полу. Его халат сполз с плеч, и Асурану внезапно становится холодно.

Кагалли усмехается, привстает, подтягивает коленки к груди и прижимается боком к Асурану, бормоча под нос «какие мы идиоты». При этом ее рука гладит его по щеке, и краем глаза Асуран замечает тусклый в освещении ночника ободок металла.

Он кивает и робко, нерешительно обнимает, словно и не было давешних поцелуев и ласк.

Наверное, Лакс и Кире проще, думает Асуран, вдыхая пряный запах волос Кагалли, спящей на его плече. Они всегда понимают друг друга. Но проще не значит лучше, решает он, признавая, что через это надо было пройти. И под тихое дыхание спящей засыпает и сам.

овари.