11.08.09 - 16.08.09

Название: Обмани себя
Фандом: ГП
Герой: Анджелина, Джордж, Фред
Количество слов: допустимое
Спойлеры: Седьмая книга. Эпилог.
Жанр: ангст
Дисклаймер: не мое

Он погиб.

Всего два слова, и я знаю, что его больше нет.

Но знать не значит осознавать.

Я поняла, что случилось непоправимое, когда увидела Джорджа, искалеченного и поникшего, одного.

Раньше они были неразлучны. Всегда вместе: сидели рядом на уроках, отвечали на вопрос учителя, заканчивая друг за другом фразу. Даже на свидания со мной Фред ходил вместе с братом. Они менялись местами, думая таким образом обмануть меня, пошутить. Я их не разочаровывала.

Джорджу не надо было говорить, я и так все поняла. Я видела, ему тяжелее, чем мне, поэтому, стоило двум самым страшным словам сорваться с его губ, я обняла его.

Если закрыть глаза, можно представить, что я обнимаю Фреда.

Обманывать саму себя несерьезно.

Фреда нет, а вместе с ним нет того огонька в глазах Джорджа – и он словно сам частично умер.

Может, так оно и есть.

Мужчина у меня на плече плачет.

Я знаю, что злые горькие слезы текут у него по щекам.

Не вижу. Но знаю.

И держусь, чтобы не заплакать вместе с ним.

Мне больно. Но ради Фреда я должна быть сильной.

Я чувствую, что Джордж обнимает меня, прижимая к себе сильнее, чем может позволить просто друг.

Он мне давно уже не просто друг. Гораздо больше, чем друг или брат моего любимого.

У нас нет другого выбора, как поступить и как жить дальше. Возможно, сложись все по-другому, я бы жила лучше.

Или хуже.

Я не знаю. И не хочу гадать. Мой мир перевернулся, когда я услышала «он погиб». И не может вернуться на свое прежнее место.

Мы можем обманывать себя вечно.

Мы можем назвать нашего первенца его именем.
Я могу (и не только я) путать своего мужа с ним, и Джордж это знает. И молча принимает это как факт.

Мы можем говорить о нем, будто он жив, но уехал далеко и на всю жизнь, а письма до него не доходят по какой-то досадной причине.

Да, мы можем обманывать себя вечно.

И можем лишь однажды проснуться и полностью – до конца – осознать его смерть.

Что его нет.

...

Название: Скала прыгуна
Фандом: «Под Куполом» Ренны
Рейтинг: G
Жанр: ангст
Персонажи: Ив/Фред
Время действия: после событий «Под Куполом»
Саммари: Это место называется Скала прыгуна. Последний приют для тех, кто живет за пределами Купола.
Дисклеймер: все у Реньши

[0 | на краю]

- Сидишь?

Оборачиваюсь, хотя мне это не очень-то и надо. Даже если бы я не была чувствующей, то уже узнала бы его по голосу. Мокрые волосы липнут к лицу - это под Куполом они были рыжими, здесь – они как ржавчина. Любой бы мир проржавел, если бы на него вылить столько помоев, сколько на наш. Я даже не удосуживаюсь их убрать. Для кого мне прихорашиваться? Для Фреда?

- А тебе есть дело? – бросаю.

- Хоть дождалась бы, когда дождь перестал.

- Мне нравится дождь, - и поднимаю голову к серому небу. Оно всегда серое, иногда мне кажется, что это не тучи, это оно само посерело. Капли отравы стекают по моему лицу. Сколько бы по Куполом ни орали о «Чистом небе», мы тут, во Внешних землях, знаем, что никакого чистого неба нет. И вряд ли предвидится. Я закрываю глаза, потому что ядовитая вода жжется, будто соль. Я бы сказала - будто слезы, но уже не помню, когда плакала последний раз.

Чувствую, как он с морщится с отвращением.

- А разве в правилах безопасности не написано, что под дождем следует ходить в капюшоне, а еще лучше – с лицевым забралом?

Мне смешно. Даже здесь он пытается мне приказывать, информировать о чем-то. Нет, не рассказывать, а именно информировать, как пустой голос диктора из агиток «Чистого неба». Интересно, он и с Мэгги так? Какая, впрочем, разница. Мне давно нет до этого дела.

- Знаешь, как называется эта скала? – спрашиваю, потому что не собираюсь отвечать на его вопросы. Слышу шелест от трения его капюшона об воротник, когда он качает головой. Конечно, он не знает. Надо быть Внешним, чтобы знать.

- Скала прыгуна, - отвечаю я. Он презрительно фыркает.

[1 | скала прыгуна]

Да, для тех, кто живет под Куполом, даже в грязи Нижнего города, в этом названии, наверное, слышится что-то смешное. Людям же – а может, уже и нелюдям – из Внешних зон оно внушает ужас и влечение, гораздо более сильное, чем у подростка к юной учительнице. Сладкое, липкое и горячее. Слышу, как Фред подходит к самому краю уступа, где я сижу. Слежу за ним сквозь ресницы.

Он смотрит вниз. Такое себе может позволить только житель Купола. Никто из Внешних не решится глядеть, как капли дождя летят вниз с отвесной Скалы прыгуна. Особенно ночью, когда кажется, что капля на миг вырывается из черного неба и тут же исчезает в черной бездне под скалой.

Фред смотрит вниз. И он мне еще говорил о забрале! У самого-то лицо не закрыто. У него всегда так: запрещает другим, но не себе. Он смотрит вниз, и я вдруг чувствую, как он начинает понимать. Да, да, дорогой Фред, вот так мы и живем. Вернее, доживаем. Как капли дождя в то мгновение, когда пролетают мимо Скалы.

[2 | напарница]

- И часто ты тут бываешь? – его голос звучит хрипло, будто он орал часами – сила Скалы прыгуна, которая выдавливает жизнь из легких. Я жму плечами. Часто, редко – здесь время не имеет значения. Здесь есть только капли отравы, сигающие с серого неба в черную бездну, и край, с которого шагает каждый из нас однажды. Это те из Патруля, кто с нервным срывом, высылаются за пределы Купола, но когда ты уже за пределами, сбежать от себя больше некуда, как только на Скалу прыгуна.

- Ив… Слушай… - он запинается, это интересно, потому что должно случиться что-то эдакое, чтобы непобедимый Фред начал искать слова. – Короче…

Я жду.

Он злится, я чувствую. Чувствую и чувствую.

- Ив, в общем, мне нужен напарник, - выдавливает он из себя слова.

Наверное, когда-то я бы бросилась ему на шею и начала бы визжать от восторга, как наивная девочка, но сейчас мне хочется прямо в эту секунду шагнуть вслед за дождем со Скалы прыгуна.

- А Мэгги тебя уже не удовлетворяет? – яд из воды с небес пропитал мой голос. – Хочется устроить групповушку?

Он хмурится и отворачивается.

- Или вы опять с ней придумали какую-то глупую ловушку для дурочки из Верхнего города, и я должна поучаствовать в вашем спектакле? – слова рвутся из меня, я не даю себе чувствовать Фреда.

- А может, тебе наскучила ее чувствительность, и потянуло на что-то менее чувственное? - я сжимаю кулаки, пытаясь удержать себя от раскрывания, потому что вижу, как напрягаются его мышцы спины под защитным комбинезоном, как вздрагивают его плечи, будто от удара.

- Или… - начинаю я, но тут он оборачивается, и меня пробивает. У меня кружится голова от этого натиска эмоций. В тумане, который царит в моих мыслях, я вдруг думаю, что не понимаю, почему капли дождя не шипят и не испаряются, когда достигают его глаз, потому что те явно полыхают.

[3 | déjà vu]

Он – мой Ведущий, я – его Ведомая, как когда-то, как везде. Только я не раскрываюсь, я, бля, распахиваюсь. Сейчас я чувствую, что могу уловить любую эмоцию, могу прочесть любые мысли, могу управлять, могу внушать, могу все. Я чувствую смерть Мэгги.

- Как это вышло? – спрашиваю я, потому что не хочу столько чувств! Хочу заглушить их словами.

- Как всегда, - отвечает он. – Одна из идиоток из Верхнего города сдурела от неразрешимых проблем, связанных с выбором платьев и сортов чая, и радостно придушила десяток детей в детском саду. Мэгги знала, что она там. Предупредила меня, но эта тварь, - Фред сплевывает, - тоже знала, что мы идем…

Я молчу. Он тоже молчит. В моей голове опять рождается поток чувств, мне дико хочется, чтобы он опять заговорил.

- Она выстрелила, - Фред опускает голову. – Мэгги не успела этого почувствовать. Она успела только шагнуть передо мной.

Déjà vu, как когда-то сказала мне Мэгги. Мгновения жизни похожи друг на друга, как две капли дождя.

- Я ничего не смог сделать. Только пристрелить потом… ту.

Эти слова вращаются у меня в голове, перемежаясь с видениями их отношений, которые я считывала своими чувствами.

Вдруг я осознаю, что не так.

- Мэгги не успела? – спрашиваю удивленно. Мэгги сильная, она не могла не успеть.

- Представь.

- С трудом.

[4 | они чувствуют]

Фред садится на край скалы рядом со мной.

- Эта из ихних оказалась чувствующей, представляешь? – он смотрит мне в глаза. – Типа одна из тех, кто выжил бы не только в бункерах, но и когда случился Катарсис.

Я встряхиваю головой. Мои ржавые волосы висят мокрыми сосульками. Значит, у них тоже стали рождаться чувствующие? Более хренового известия и придумать нельзя. Мне дико хочется закурить, но под дождем не выйдет. Если до сих пор мы были им нужны, то теперь они сделают все, чтобы вытеснить нас и Нижний город из-под Купола. На Скале прыгуна станет людно.

- Может, тебе показалось? – спрашиваю я без особой надежды. Фреду никогда ничего не кажется. Фред все знает точно.

- Когда-нибудь это должно было случиться, - отвечает он. – С отличие от нас и других счастливчиков, которые сдохли в Катарсис, люди из Верхнего мира привыкают к отраве в дожде постепенно. Их ученые доказали, что по чуть-чуть вода из-за Купола все равно проникает в воздух, в еду.

Ну, конечно, о себе они заботятся, а нас можно просто гнать под отравленную воду, льющуюся с небес. Но он ведь пришел не для того, чтобы мне все это рассказывать.

- Так ты вернешься? Будешь моей напарницей? – опять спрашивает он, но на этот раз я раскрыта и чувствую его. И мне смешно. До слез смешно. Впрочем, они не будут видны под дождем.

- Значит, никто из чувствующих не пошел к тебе в напарницы? – сквозь смех спрашиваю я. – Никто не хочет быть подстреленной, да? Никто не хочет поймать за тебя пулю.

- Даже если так, то что? – спрашивает он, потому что понимает, что врать мне сейчас бесполезно. Его эмоции сами меня раскрыли.

- То ничего, - я встаю.

- Ив, - он хватает меня за руку. – Я серьезно.

- А, думаешь, я смеюсь? – спрашиваю я и хохочу.

- Пожалуйста, Ив, - в его голосе действительно есть просьба, а может, мне просто хочется слышать ее.

- Ив, ты мне нужна, - нажимает он. Его пальцы стальной хваткой сжимаются вокруг моего запястья.

Нужна, как кто? – так и подмывает меня спросить его. Но ответ мне не интересен.

[5 | шаг]

- Ив?

Я смотрю вниз со Скалы прыгуна.

- Ив? – зовет он. Это только считается, что Ведущие ничего не чувствуют. Чувствуют, еще как! Только не хотят в этом признаваться, чтобы не оставаться одним.

Капли дождя исчезают в черной бездне.

- Ив? – почти кричит он.

Только вода знает, где заканчивается полет со Скалы прыгуна.

- Ив, очнись! – он разворачивает меня лицом к себе. Порыв ветра сдергивает капюшон с его головы. Он вздрагивает, когда капли касаются его волос и кожи. А мне все еще смешно, и я ничего не могу с этим поделать.

- Знаешь, Фред, - с трудом говорю я, - ученые, которые изучают чувствующих, говорят, что мы однажды сможем даже летать, если основательно раскроемся.

Он хмурится.

- Вот так, как сейчас, подойдем к краю Скалы прыгуна и сделаем шаг вслед за дождем…

- Ив, прекрати, - опять приказ.

- Маленькой я всегда хотела уметь летать, - продолжаю. – Когда родители мне не разрешили пойти в поход, я думала о том, чтобы влезть на крышу и полететь. Мне казалось это таким умным, чтобы на следующий день им стало стыдно. Но на следующий день их просто не стало.

Он крепко держит меня за руку, и я шагаю со Скалы прыгуна.

[6 | правильно]

Никто не может вернуться, если не шагнет со Скалы.

Никто не может вернуться, если тебя не держат за руку.

Проверка Скалы прыгуна.

Настоящий Катарсис.

Это правильно.

…

Название: Гравитация
Фандом: Twilight Saga
Пейринг: Джаред/Ким
Спойлеры: Новолуние или Затмение (?)
Жанр: нечто неопределенное
Саммари: одна маленькая глупая девочка очень хотела покончить с собой, но тут совершенно не к месту появился большой, не совсем злой и даже не совсем серый волк.
Дисклаймер: угу

...

Она помнит, как он сказал, что Солнце вращается вокруг Земли. Им было тринадцать, и это был первый урок, на котором они сидели вместе.

- Кимберли, - сказал учитель, - ... кажется, вам придется помочь вашему соседу заполнить пробелы в его образовании.

Тогда все еще не началось.

...

Ей кажется, нет ни одной мелочи, ни одной незначительной детали, которой она бы не знала о нем. Он не любит брится и делает это через день или два. Отрастающая щетина на его подбородке кажется слишком светлой для его смуглой кожи, и она, наверное, должна быть очень, очень жесткой и колючей. Он любит черные классические рубашки и закатывает рукава до локтей. Шнурки на его кроссовках всегда разные - (она так и не решилась спросить, специально ли это). Его назвали Джаредом в честь героя какой-то мыльной оперы, которую очень любила смотреть его мама. А еще он родился в начале августа, и по всем гороскопам они получались идеальной парой.

Чисто теоретечески.

Еще он не обращает на нее внимания.

Обычно.

Сегодня он смотрит на нее. Она не может понять почему он на нее смотрит - так, странно; но ей хочется, чтобы он перестал. Именно сегодня, именно сейчас. Она слишком устала от глупых надежд и еще более глупых поводов сказать себе, что все не так плохо и стоит еще немного потерпеть. Она устала день за днем драться за свое место под солнцем, только чтобы потом снова оказаться в тени.

Счастливые концовки бывают, но только не в ее жизни.

...

Она первая встает со своего места. Собирает учебники и листы конспектов, прижимает к себе так, словно это поможет ей защититься его от странного взгляда, и почти выбегает в коридор.

Он нагоняет ее уже на парковке. Конечно же, в нем роста почти два метра, и его ноги намного длиннее ее ног. Как бы она ни хотела убежать, ей очень непросто это сделать. И она останавливается.

Поднимает голову, заправляет выбившуюся прядь за ухо - (рукав ее кофты задирается, и вспухшие розоватые шрамы на запястьях уродливо контрастируют с черной тканью) - и молча ждет, когда он что-нибудь скажет.

Когда-то ей казалось, что она любит Джареда. Сейчас это не имеет значения.

- У тебя нет последнего урока? - зачем-то спрашивает он.

Она кивает. Это ложь, но ему должно быть все равно, поэтому она может лгать сколько угодно.

Ему должно быть все равно, есть она или нет, и она не станет рассказывать, что это ее последний день. Самый последний день. Ей не хочется, чтобы он спрашивал "почему" или - вдруг - жалел ее. Она ненавидит жалость. Это слишком унизительно.

- Подвезти тебя?

Мгновение она просто смотрит на его разноцветные шнурки и не знает, как на это реагировать. Потом коротко фыркает.

- У тебя же тренировка.

Он качает головой.

- Я больше не в команде. Подвезти тебя?

Тогда она соглашается.

...

В его машине пахнет бензином и сырными чипсами. Она нервно теребит край тетради с конспектами и не знает, что сказать.

Ей кажется, что это знак, но она пока не понимает, что это значит.

- Почему ты ушел? Из команды, - наконец спрашивает она. Просто чтобы что-то спросить. Завтра то, почему капитан футбольной команды ушел как раз накануне того дня, когда спортивные агенты начнут предлагать лучшим из лучших стипендии, будет интересовать уже других глупых девчонок. Не Ким. Глупой девчонки Ким уже не будет здесь.

И она уверена, что никто этого даже не заметит.

- Решил присоединиться к Корпусу Мира, - фыркает он в ответ. - В детстве мне всегда хотелось побыть немного бойскаутом.

Она невольно улыбается.

- Мечтал продавать печенье?

- Нет, мечтал стянуть себе пару коробок и слопать, пока никто не заметил.

Они смеются.

...

- Останови здесь, ладно? - просит она. - Пройдусь немножко.

Он притормаживает, но не останавливается полностью.

- Я могу довезти тебя до дома. Еще сотня метров не сожрет весь бензин, знаешь ли.

Она мотает головой.

- Нет, спасибо.

Он останавливается. Она улыбается - неловко, смущенно. Она не знает, стоит ли ей попытаться - просто попытаться - прикоснуться к нему. В последний раз. Просто так, на прощание. Просто потому, что больше у нее не будет такого шанса.

Она не решается. Просто улыбается и машет ему рукой

- До завтра, - это тоже ложь, но ему все так же должно быть все равно.

Она сворачивает в лес, останавливается, прижимается спиной к дереву и ждет, пока он снова заведет мотор и уедет. Пока шины прошуршат по гравию, и шум затихнет вдалеке.

Потом она пойдет домой.

В последний раз в жизни.

...

Таблетки кажутся совершенно безвкусными. Она запивает их водкой и откидывается на спинку стула. Закидывает ноги на стол - (сестра всегда грозилась ее убить за эту ее привычку) - и ждет.

Она не стала писать записок и последних посланий. Ей некому и нечего сказать. Ей просто хочется, чтобы все закончилось. Чтобы тот кусочек пустоты, которым она была, наконец, стал по-настоящему пустым. Чтобы место освободилось. И чтобы она уже больше ничего, совершенно ничего не чувствовала.

Она закрывает глаза...

... а когда открывает их снова, то видит его.

Она пропустила тот момент, когда он перестал носить свои излюбленные черные рубашки и перешел на майки и укороченные джинсы. Она пропустила тот момент, когда он из большого стал просто огромным, и когда его руки из теплых стали лихорадочно горячими.

Она смотрит на него и видит как будто впервые.

Потом протягивает ему бутылку.

- Выпьешь со мной?

Он опускается на пол у ее ног, и его руки ложатся на ее колени.

Она вздрагивает - почти бессозательно.

Он забирает у нее бутылку и переворачивает пустой пузырек из-под таблеток - так, чтобы стала вида надпись.

Он не спрашивает, сколько она приняла, и зачем она вообще это сделала. Он молчит, и ей хочется, чтобы он хоть что-нибудь сказал.

- Мне очень, очень плохо, - произносит она. Оправдывается, хотя он не просил ее оправдываться. Он ни в чем ее не обвиняет. Ему плевать - на нее и ее жалкие оправдания. - Я просто не знаю, что мне делать.

- Я тоже, - говорит он.

- Я пыталась. Я делала много вещей, которые не стоило делать. Мне казалось, от этого мне станет лучше, знаешь? Я не буду такой пустой... Я на игле, Джаред.

- Я оборотень.

- Я думала..., - она осекается. Картинка расплывается перед ее глазами, и ее начинает подташнивать. Но важно не это. Важно то, что она только-только осознала, что он сказал. - Что?

Он убирает руки. Подается чуть-чуть назад, стягивает майку через голову. Она смотрит на него широко раскрытыми глазами, не моргая, смотрит на него-человека и мговение спустя на него-волка.

Она снова закрывает глаза.

- Я тоже не знаю, что с этим делать, - говорит он. Его голос звучит тихо и очень устало. Он крутит в руках пустой пузырек, потом откидывает его в сторону. - Если бы ты оставила мне волшебных таблеток, я бы тоже нашел выход.

- Это не выход, - тихо возражает она. - Это называется сдаваться. Опустить руки и пойти на дно.

- Но ты же выбрала именно этот выход, Ким. Наверное, в этом что-то есть.

Она качает головой.

- Ты же справишься. Ты всегда со всем справляешься.

- Почему ты так решила? - фыркает он. - А вдруг ты моя Земля, и я без тебя не смогу?

Она снова открывает глаза. Он сидит теперь уже на столе, все еще без рубашки, в одних джинсах.

- В смысле, если не будет Земли, тебе будет не по чему топтаться?

Он криво усмехается.

- Нет, если не будет Земли, Солнце потеряется в пустоте космоса, потому что у него не будет центра вселенной, вокруг которого можно вращаться и быть счастливым.

- Солнце и есть центр вселенной, - возражает она. - Земля вертится вокруг Солнца, а не наоборот.

Он, все так же усмехаясь, разводит руками.

- Вот видишь, кто бы меня поправил, если б не было тебя?

Он наклоняется вперед. Отбрасывает прядь волос с ее лица. Проводит пальцем вдоль линии ее подбородка. И тихо, тихо добавляет:

- Есть такая штука, называется гравитация. Притяжение. Земля притягивает Солнце, поэтому оно крутится вокруг нее. И ему это нравится. Поэтому оно сделает все, что в его силах, чтобы удержать Землю на месте. Даже если ему придется заменить все таблетки в ее доме витаминками.

Она резко поднимается. Ее чуть-чуть шатает и немного тошнит, но слабости или сонливости нет. Она смотрит на него так, будто бы ей хочется, чтобы он провалился сквозь землю... или сквозь Землю.

Она не уверена.

- Убьешь меня завтра, - подмигивает он. - Когда протрезвеешь.

...

Название: Дама-ширма
Фандом: Devil may cry (game version)
Жанр: драббл
Пейринг: Данте/Триш, Леди упоминается
Рейтинг: PG-13
Слов: 211
Спойлеры: нет
Таймлайн: четвертая часть
Дисклеймер: отказываюсь от прав

…

Она идет, покачивая бедрами, к выходу и захлопывает за собой дверь – с грохотом, как обычно.

Я искоса смотрю на него, и вижу, что он провожает ее взглядом. Вижу эту знакомую усмешку на его губах – наглую и удовлетворенную. Фыркнув, отворачиваюсь.

- Что такое?

Он улыбается. Теперь уже мне, с тем же самым удовольствием смотрит на меня, прищурив глаза.

- Ничего. Что я могу сделать, если тебя тянет на короткие юбки и человеческих шлюшек?

- Оу… - Он лениво откидывается на спинку стула, заложив руки под голову, и закидывает ноги на стол. – Не рановато ли ревновать, детка?

- Знаешь, приятель, твои блядские замашки уже заебали.

Ненавижу этот выпендреж.

…

Он поднимается и подходит ко мне. Я у стенки стою, и он нарочно близко подходит, чтобы заставить меня отступить.

Загнать в угол.

Я складываю руки на груди и не двигаюсь.

Он останавливается в сантиметре от меня. Усмехается. Протянув руку вперед, опирается на стену позади меня и смотрит в глаза – улыбаясь, но как-то неуловимо по-другому… И применительно к кому угодно кроме него – почти что ласково.

Не хватает только свечей и сопливо-романтической музыки…

…

- Попросить ее в следующий раз звонить по телефону?

Скрывая ответную улыбку, я прищуриваюсь.

- Не обязательно.

Он наклоняется чуть ближе, и я лениво думаю, что может и правда была не права.

…

Название: Своей дорогой
Фандом: Нана
Жанр: ангст
Количество слов: 745
Спойлеры: смерть Рена.
Дисклаймер: не мое

Она медленно проводит лезвием вдоль вены и смотрит, как капли крови стекают по руке.
Этот порез глубже, чем первые два, но вода в ванной совершенно не изменила цвет. Ее крови не хватает даже на то, чтобы изменить цвет воды.

Горячая вода льется за края, и кончики пальцев обжигает, но Нана не обращает на это внимания. Громко играет музыка - их песни. До переезда Рена. До «Трапнест». До Токио. До всего. Нана пытается подпевать, но ее голос охрип от количества выкуренных сигарет. Нана замолкает и открывает новую пачку.

Если бы она была беременна, она бы располосовала себе живот простым бритвенным лезвием, убивая его ребенка. Она бы смотрела, как его кровь заполняет ее ванну, и резала бы еще сильнее. Даже если бы ей самой удалось выжить после такого, на ее теле навечно остались бы шрамы. И, прикасаясь к ним, она бы знала, что время, когда Рен был с ней – было настоящим, а не выдуманной ей фантазией.
Но она не беременна.

Нана открывает третью бутылку джина, и пьет из горла. Напиток сильно обжигает горло, но это чувство теряется на фоне остальных. Жара. Боли.
Ее рука соскальзывает и джин проливается на ее тело, на свежие порезы, и, наверное, на ее глазах появляются слезы. Она не плачет. Это от голубоватого дыма сигарет щиплет глаза.

Капли джина спускаются по ее телу, и она медленно повторяет руками их дорожку. Дойдя до груди, она на секунду останавливается, а потом нажимает со всей силы, позволяя ногтям впиваться в кожу, оставляя красные следы. Она знает, что это бесполезно, бессмысленно и глупо, и все же раз за разом проводит ногтями по груди.
Она хочет не чувствовать. Не знать.

Ей было семь лет, когда ее оставила мать. Она не плакала, хотя ей было страшно и одиноко. Она старалась вести себя хорошо, несмотря на то, что ее старания не были нужны никому. Но мать не вернулась. Ни через день, ни через месяц, ни через год.

Ей было тринадцать, когда умерла бабка. Нана не плакала, не просила прощения. Она собрала все свои сбережения, и купила себе ярко красное платье, то, о котором так долго мечтала и пошла на концерт. Ей было тринадцать, когда она встретила его.

Ей было семнадцать, когда Рен уехал. Она все понимала, она была согласна с его решением, она сама отказалась ехать с ним. Но где-то в глубине души Нана не могла думать об этом иначе, как о предательстве.

Смерть – тоже предательство.

Сейчас ей двадцать один, и все заканчивается. Они говорили друг другу, что их история похожа на историю Сида и Нэнси. Оставалось совсем немного – надавить сильнее, и она наконец-то закончится.

Но Нана не может.
Потому что дурак Нобу без нее никогда не решится бороться за свои чувства.
Потому что Шин еще совсем мальчишка, и если за ним не присматривать, то он загремит в тюрьму не на месяц, а на годы.
Потому что есть Хачи. Такая глупая, такая беспомощная, и такая дорогая. Нана обещала спеть для ее ребенка. Она не может нарушить обещание так же легко, как его нарушил Рен. Потому что в отличие от него она знала, каково это, быть той, кого оставили на этой стороне.

Смерть – тоже предательство.

Нана поднимается, покачиваясь. Она протирает запотевшее зеркало, оставляя на нем красные разводы.
Одна.
Она может выкурить все пачки «Black Stones», выпить весь алкоголь в доме, но это не изменится.
Одна.
И от злости на Рена за то, что вновь оставил ее, на друзей, которые привязали ее к себе так крепко, что она не может сбежать туда, Нана со всей силы бьет кулаком по зеркалу. Осколки впиваются в ладонь и со звоном падают на кафель. И в каждом из них она одна.

Нана садится на край ванны, отпивает из горла и прикуривает последнюю сигарету.

- А знаешь, мне больно, - говорит она своему отражению.

Она всегда была одна.
Один день ничего не решит.
Никто не придет ее спасать.
Наверное, ей можно жить, пока остается ее голос.
Рен так любил слушать ее песни.

Осколки больно впиваются в ступни и на влажном полу появляются красные капли. Нана одевается и уходит, не взяв с собой ничего, кроме ключа от семьсот седьмой квартиры.

Все будут думать, что она умерла. Джин, сигареты, стекло, бритва и кровь – никому и в голову не придет что-то иное.

Ее будет ждать только один человек. Хачи упрямая, и ни за что не поверит в ее смерть. Ни через год, ни через десять лет. Одного исчезнувшего ключа будет достаточно, что бы в этом мире был человек, который будет ждать ее всегда.

И может быть, она вернется.
У нее есть завтрашний день, что бы подумать об этом.

...

Название: Invisible Monsters
Фандом: LOST
Пейринг: Ana/Ben
Рейтинг: PG-13
Жанр: drabble
Спойлеры: none

…

Открыв дверь, назад пути нет.

…

- Ты плохой человек, Ана-Люсия.

Да, да, да.

Я плохая.

Закричи об этом.

Не шепчи на ухо, не сжимай мне горло.

Подними руки к небесам и скажи, что я плохая.

Слабо?

В ответ нервный смешок.

…

Я чувствую, представляешь, чувствую, как твои скользкие грязные пальцы впиваются в мою влажную кожу.

Ненавижу это.

Я не хочу чувствовать.

Мне это опротивело.

…

- Думаешь, сожалею?

Никогда.

Ни секунды.

Даже горя в аду, буду кричать «аллилуйя», а не «прости меня за все, Господи».

…

Но иногда я забываю.

О том, кто я.

Плачу, реву, крушу все на своем пути, обвиняю всех в том, что они сделали меня такой.

Я – невидимый монстр.

Я – монстр.

И с удовольствием пойду на хуй, если ты переубедишь меня в этом.

…

Но ты никогда не забываешь.

Пронзительный взгляд отработан до мелочей, а руки трясутся все реже.

И ты улыбаешься, с едва заметной усмешкой.

Словно спрашиваешь, слабо ли мне.

Еще один невидимый монстр.

Монстр.

…

И мы вдвоем знаем, что это такое.

…

Закрыв дверь, назад пути нет.

...

end

Название: Copy - Paste
Фандом: Harper's Island|Остров Харпера
Спойлеры: 1.13
Рейтинг: G
Персонажи|Пейринг: Эбби|Генри/Эбби, Джимми/Эбби
Саммари: Ничего уже не будет хорошо.
Дисклеймер: ага.

…

Изо рта, из пальцев, из мозгов нон-стопом сочится бессмыслица. Ее можно намазывать повидлом на хлеб и выставлять на кулинарном шоу уродцев. Поток мыслей не дает сидеть, не дает дышать, не дает смотреть на людей – потому что они сразу троятся у тебя в глазах, распадаются на безраличные части, которые никак не хотят состыковываться между собой. Все люди несостыкованы – склеены, скреплены, прибиты кое-как самостоятельно или кем-то. Везде швы, швы, швы,из них льются несоответствия.

…

С мягким рывком стартует лодка, чихает и заводится мотор. Спасатели накидывают на плечи одеяло, Джимми придвигается ближе и пытается скрыть перманентно въевшуюся в кожу мелкую дрожь.

Инвентаризация на скорую руку: членов семьи – ноль; лучших друзей, превратившихся в маньяков – один; друзей, которых убил лучший друг, превратившийся в маньяка – не счесть по пальцам обеих рук; лучших друзей, которые оказались братьями, превратившимися в маньяков - один.

Областей жизни, которые не затронул Генри – ноль.

Спасатели успокаивают, что все теперь хорошо. Джимми утверждает, что все позади. Голос Генри в голове твердит, что вы всегда будете вместе.

Самое страшное, что сейчас ты бы даже не отказалась от звонка с неизвестного номера и "Аве Марии" в телефонной трубке. Самое страшное, что сейчас ты бы даже хотела, чтобы в трубке прозвучало хотя бы дыхание Генри, если бы это значило, что вы где-то в пяти-, трехлетнем прошлом, где ты плачешь от одиночества в Лос-Анжелесе и по ночам засыпаешь под размеренное дыхание Генри по громкой связи в мобильном телефоне. Ты синхронизировала с ним свое дыхание и надеялась, что пустота в твоей груди могла заполниться столь же синхронизированным сердцебиением Генри.

…

Все вокруг похоже на фотообои. Наклеенная на стенки картинка, а ты стоишь в четырех стенах срежессированным бумажным солдатиком с заклеенными скотчем ртом и не можешь шевелить руками и ногами с отрезанными ниточками.

…

Джимми обнимает за плечи, под тобой ревет мотор спасательной лодки, где-то впереди отдаленно маячит большая земля, а ты все больше и больше чувствуешь несостыковку времен.

Edit. Себя-в-настоящем-застрявшей-в-прошлом перенести в будущее. Закинуть, как баскетбольный мячик в корзину или удочку в пруд. Copy – Paste. Плохо, что в жизни нельзя набрать две простые комбинации клавиш и сменить один кусок реальности другим. (сменить одного Генри другим.)

Может, генная память заключалась не только во наследственной внешности, но и в наследственных мыслях. Может, это он нашептывал тебе на ухо и ты не спала по ночам – неосознанный защитный механизм. Может, это из-за него тебе мерещились везде и всюду мертвые лица и мертвые тела. Ты не смеешь думать о его смерти как о еще одной страничке семейной истории, как о еще одной фотографии с черной ленточкой в уголке.

Лодка мягко стукается о причал, рывком вырывая обратно в реальность. Одеяло и руки Джимми на плечах стокилограммовой гирей тянут вниз. Серый остров далеко за спиной виден гораздо четче в тумане, чем размывающаяся большая земля у тебя под ногами.

Ты не уверена, что радостно не последовала бы вслед за Генри, в какую бы яму он не захотел затащить тебя.

…

Мертвые цепляются за живых, чтобы не уходить за занавес. Вцепляются в волосы и руки ледяными пальцами, берут сердце в непроницаемую хватку, замедляя, замедляя, замедляя… Поставь себя на паузу, возможно кто-то найдет пульт от твоей жизни. Возможно, на нем даже будет кнопка Play.

…

fin

Название: Stand in the rain
Фандом: Make It or Break It
Пейринг: Саша/Пейсон
Рейтинг: G
Спойлеры: 1.10
Дисклеймер: ага

…

So stand in the rain
Stand your ground
Stand up when it's all crashing down
You stand through the pain
You won't drown
And one day what's lost can be found
You stand in the rain

…

- По крайней мере, теперь ты сможешь стать моделью.

Саша уже полчаса разговаривает с моей спиной. По-моему, это его не волнует и ни в коей мере не окорбляет. Его акцент кажется неуместным в кипенно-белых стенах больницы, он сам кажется неуместным, словно вырезанным из другой вселенной или параллельной реальности. Из реальности, где у меня было олимпийское будущее и не было фиксатора на сломанной шее.

Будущее рисуется как черно-белый силуэтный контур незаточенным карандашным грифелем. Ничего определенного и четкого.

…

Золотые награды скалятся с полки. Гимнастка, выгнувшаяся в пируэте, изящно наклонила голову чуть вбок, кокетливо смотря на меня. Когда-то эта статуэтка была моей любимой.

Она неслышно летит через всю комнату в окно. В испуганно замершем доме звон разбившегося стекла режет нервы.

Почетные грамоты летят клочками на пол вместе со случайно оторванными обоями, к которым они крепились.

Все ложь. Точнее, все стало ложным, погребенным под несостоявшимся будущим.

В этом больше нет смысла.

Мама плачет и обнимает меня. Я почти не чувствую ее рук из-за не до конца прошедшего паралича.

…

Они все приходят ко мне. Эмили, Кейли, Лорен, Картер. По одному, словно составили расписание, непрерывной чередой. Я отсчитываю время их визитами. Дни однообразны, как шарманка, играющая один и тот же заевший и набивший оскомину мотив. Это как японская пытка, когда люди сходят с ума от равномерного капанья воды.

Они тоже разговаривают с моей спиной. Я не хочу, чтобы они видели моих слез, а я не хочу видеть их самих. У них есть то, чего уже никогда не будет у меня. Раз в жизни я хочу позволить себе эгоизм и замкнуться в собственной скорлупе, не нацепляя на лицо бодрую маску.

Саша не навещает меня дома. Я не видела его с тех пор, как меня выписали из больницы. Я израсходованный материал, потерявший товарный вид и товарные характеристики. Ему и незачем быть здесь.

Мне не должно быть больно, мне хватает физической боли.

…

Мама прячет от меня газеты. Я стала звездой в своем роде – многообещающая гимнастка, сломавшая шею накануне Олимпийских игр. Черно-белые и цветные страницы пестрят моими фотографиями. На них я никогда не улыбаюсь. Сейчас я тоже никогда не улыбаюсь, так что какая разница.

Я не хотела известности, и уж тем более не хотела такой известности.

Приехавший папа каждое утро отгоняет от нашего дома стайки репортеров. Внутренне я злорадно надеюсь, что вылетевшая из моего окна золотая гимнастка разбила чью-нибудь камеру.

…

Саша как ни в чем не бывало сидит на моем первом сеансе физиотерапии.

Он невозмутимо поднимает бровь:

- Не мог же я не поставить мою лучшую спортсменку на ноги. Наконец-то решила выползти на свет божий? Давно пора, парижские подиумы уже заждались.

Я бросаю на него угрюмый взгляд исподлобья, но не могу найти в себе сил выгнать или накричать за долгое отсутствие.

Будущее все еще размыто и невнятно. Хотя наверное, я могу разрисовать его цветными карандашами, отталкиваясь от уже появившейся фигуры в центре наброска.

…

fin?

27.08.09 - 03.09.09

Название: Удачная комбинация
Пейринг: Гермиона Грейнджер, Альбус Дамблдор
Рейтинг: PG
Жанр:общий
Саммари: "- Мне бы хотелось спросить, в какие игры вы играете, профессор?
- В шахматы, - с готовностью ответил Дамблдор. – Не желаете партию, мисс Грейнджер?"
Дискламер: не мое

Строчки расплываются от слез, выступивших из-за обиды на весь мир и на свою собственную глупость и слепоту. Все было настолько очевидно, что никто никогда бы этого не подметил, никто бы никогда об этом даже не подумал. В горле встал противный комок, а саму ее трясло только от одного осознания их беспомощности. Не надо было быть самой умной на курсе да и в школе, чтобы понять – ими управляли, причем настолько мастерски, что они и не подозревали о своем истинном назначении игрушек в умелых руках. Зато нужно быть самой умной, чтобы выяснить для себя простую донельзя вещь. Люди не игрушки.

Гермиона смахнула проступившие слезы рукавом мантии; слева от нее, не замечая, в каком состоянии находиться девушка, играли Рон и Гарри, в ногах которого, уместив голову тому на колени, сидела Джинни. Мальчишки серьезно увлеклись игрой в шахматы, а Джинни толи мешала, толи, наоборот, поддерживала Гарри, целуя тому за каждый удачный ход руку; Рон морщился, но, упрямо поджимая губы, ничего не говорил: он был готов терпеть Гарри как парня своей сестры. Как не странно, вел пока Гарри, уверенно занимая территорию и окружая вражеского короля. Черные и белые пешки, зверски расколотые в жестокой борьбе, перемешавшись, лежали возле доски, Гермиона сочла это смешным в свете того, до чего она только что додумалась.

Рон воспринял ее нервный смешок как насмешку над собой.

- Ты же поддерживать меня должна, Гермиона! Не смейся надо мной.

Ее любимый рыжий идиот укоризненно на нее посмотрел и вернулся к изучению партии, которую проигрывал. Джинни хитро подмигнула Гермионе.

- Я пойду в библиотеку, - вдруг сказала девушка.

- Уже поздно, - бросил Гарри. – Сходишь завтра с утра.

- Я быстро, - улыбнулась девушка. – Вы и партию закончить не успеете.

Рон кивнул, а Гарри внимательно посмотрел на подругу, глаза которой чуть покраснели.

- С тобой все в порядке?

- Да, все нормально, Гарри.

«Вернись к игре, Поттер, я тебя умоляю, вернись к игре!»

Делится своими догадками с друзьями она не хотела. Не сейчас. Сначала все стоило подтвердить. И это мог сделать только один человек.

Директор Школы Волшебства и Чародейства Хогартс – Альбус Дамблдор.

И Гермиона хотела предложить ему партию, от которой тот не сможет отказаться.

Все просто, и директор поймет, для чего она действительно пришла. Не исключено, если он уже знает, что она догадалась, поняла. Не исключено, если он хотел именно этого.

Каменная горгулья скосила на Гермиону пустые глаза, лениво махнула крыльями и сдвинулась в сторону.
Она была предупреждена, что уверило Гермиону в правильности своего решения.

Каждая ступенька винтовой лестницы норовила словно помешать, и подъем дался девушке с трудом. Отперев массивную дверь, она вошла в кабинет.

Директор нисколько не удивился столь позднему визиту, предложил ей сесть и спросил, что случилось. Робость, охватившая Гермиону при виде Дамблдора, будто она была первокурсницей, которую вызвали к директор за совершенный проступок, несколько ее раздосадовала. Сжав кулаки – ногти впились в ладонь – Гермиона прямо посмотрела в пронзительные глаза директора, в которых читалось любопытство.

- Мне бы хотелось спросить, в какие игры вы играете, профессор?

- В шахматы, - с готовностью ответил Дамблдор. – Не желаете партию, мисс Грейнджер?

Гермиона кивнула, ругая свою неуверенность.

Дамблдор махнул палочкой, расчищая стол от бумаг для доски. Шахматы у него были знатные… и необычные. Белыми служили искусно сделанные фигурки, где королем был сам Дамблдор, а в пешках Гермиона узнала учеников Хогвартса – мантии, значки – по два ученика с каждого факультета. Черные фигуры – Волдеморт, его приближенные и вместо пешек – инферны.

Гермиону передернуло.

- Мне их подарил министр, - задумчиво пояснил Дамблдор, поглаживая поврежденной рукой белого «коня».
– Сказать по правде, интересное решение.

С точки зрения мисс Грейнджер – оно было ужасным и страшным.

- Предлагаю вам, мисс, играть белыми.

Фигурки самостоятельно заняли свои места и даже достали маленькие волшебные палочки, готовясь к бою.

- Профессор, я не понимаю смысла вашей партии. Как пешка…

- Вы правы, мисс Грейнджер. Первый ход лучше делать пешкой. Скорее всего, она первой и падет, но она – важный элемент любой партии.

- А Гарри… - Гермиона сделала ход и теперь решилась спросить напрямую, - Гарри тоже пешка?

- Нет, мисс Грейнджер, - Дамблдор ввел в игру коня, - мистер Поттер более ценен.

- Им вы хотите сделать мат? Он – ключевая фигура вашей комбинации?

- Нет, - ответил директор. И не было ясно, что именно он отрицал. – Ваш ход, мисс Грейнджер.

Смерть семьи Поттеров, гибель других, несчастье, постигшее Лонгботтомов, опасная игра Снейпа, детство Гарри, смерть Сириуса – ряд можно было продолжать вечно. Все одновременно разрозненно и взаимосвязано. Будто все события – ключевые узлы одной паутины. По отдельности – совершенно не связанные друг с другом происшествия. И только ближе к центру паутины ясно, что без одного не будет и другого.

И в центре сидит совсем не Волдеморт. Не он дергает за ниточки.

- Вы знаете, что иногда для завершения партии нужно подставить собственного короля, мисс Грейнджер? Иначе игра никогда не окончится.

- Шах, профессор, - бледными губами прошептала Гермиона.

Дамблдор улыбнулся, и, повинуясь его приказу, черный ферзь – Люциус Малфой – оказался в опасной близости от белого короля, съедая мешавшую черному фигуру.

Гермиона вовремя закусила губу, чтобы не ахнуть.

- Шах, мисс Грейнджер.

Люциус Малфой направил палочку на белого короля, который, как и оригинал, лишь задумчиво поглаживал бороду.

Выхода не было. Гермиона не видела, как ей спасти партию. Сходила конем, который, видимо в шутку, был Снейпом, и тут же пожалела. Конь заградил королю последний путь к отступлению.

- Шах и мат, мисс Грейнджер.

Она наблюдала, как из осколков, оставшихся после игры, возрождаются фигурки. В глазах предательско щипало.

- Если это вас успокоит, мисс Грейнджер, я всегда выигрываю свои партии. Порою победа достается слишком большой ценой.

- А не лучше ли тогда?..

- Не знаю, мисс Грейнджер, я не проигрывал.

В гостиную девушка возвращалась как во сне, натыкаясь на углы и постоянно спотыкаясь.

Пешке не нужно знать, зачем ей все это. Пешке не надо думать, как и любой другой шахматной фигурке. Их дело – идти туда, куда направят, не задумываясь над тем, что ход выглядит глупо. Может, он начало очередной гениальной комбинации. Пешке не надо гадать, когда ей придется выйти из игры – рано или поздно это все равно случится. Случайно или же во благо великого замысла. Пешка может дойти до конца и стать королевой, но и той управляют.

Гермиона ненавидела быть пешкой, но ничего с этим не могла поделать. Надо было думать, что ее партия проиграна задолго до того, как она переступила порог кабинет директора.

У портрета Полной Дамы ее ждал Рон. Парень нервно покусывал губы.

- Что случилось? – спросила девушка, скрывая дрожь в свеем голосе.

- Мы ждали тебя, а потом Гарри посмотрел по карте и увидел, что ты в кабинете директора.

- Только не говори, что он пошел за мной?

- Нет, пока. Жду его - он поднялся сейчас за мантией.

- Все нормально, Рон, - девушка подставила губы, чтобы Рон ее поцеловал, - меня просто подловил мистетр Филч.

- С нас опять сняли баллы?! – кисло поинтересовался Рон.

- Нет, мне удалось убедить Директора, что я засиделась в библиотеке. Поцелуй меня, Рон, просто поцелуй, и все станет хорошо.

Одна пешка не устроит бунт.

Гермиона надеялась, что Рон не заметит, что она опять плачет о собственногобессилия.
Пешка не видит дальше одного хода.

Не должна.

Зато она должна верить в своего направляющего и надеяться, что партия будет выиграна. А если суждено пешке не дожить до конца – кто же горюет по пешке?

Действительно, кто…

...

Название: Помехи
Фандом: Звездные Войны
Персонажи: Ведж Антиллес, Тикхо Селчу
Жанр: ангст
Количество слов: 407
Дисклеймер: не мое

Он привык просыпаться среди ночи. Просыпаться чуть ли не с боем, еще не открывая глаз, сжимая зубы до звона в ушах, выдираясь из собственного сновидения. Просыпаться, чувствуя, как сердце бьет гулкими и частыми ударами и чувствуя, что сильно болят руки, а потом без удивления расматривать на ладонях красные следы ногтей. За эти несколько лет Тикхо к этому привык. И обычно бывает достаточно только глубокими вдохами выровнять дыхание и пару раз сказать про себя, что это только сон… Но все же постараться не закрывать при этом глаза.

Ведж привык просыпаться в ледяном ознобе, когда зубы выстукивают жесткую дробь, и сразу же растирать онемевшие от холода пальцы. А иногда не сразу, а сначала полежав с минуту, и борясь с ощущением, что не сможет пошевелиться. Ведж никогда не прогоняет сны, никогда не пытается вырваться из них и проснуться, даже если чувствует, что это сон. Ему кажется, что он вполне этого заслуживает.

Тикхо помнит, что когда-то сказал ему отец. Взрослые не боятся кошмаров потому что знают – реальность всегда страшнее снов. Теперь, когда прошло больше десяти лет, Тикхо впервые не может с ним согласиться.

Ведж не помнит, говорили ли ему родители что-нибудь такое. Его реальность действительно оказалась намного страшнее.

В маленькой каморке, отгороженной командованием под кухню для личного состава, где ночью горят только сигнальные лампы, Ведж оборачивается, заслышав шаги, и видит Тикхо, устало прислоняющегося к косяку двери.

- Неважно выглядишь.
- И тебе того же…

Через минуту Ведж ставит на столешницу две кружки с горячим кафом и опускается на стул, уставившись в одну точку. Тикхо встряхивает головой, прогоняя сон.

Им обоим снятся помехи. Почти одни и те же, тихо и безжизненно шипящие помехи, только на разных частотах. Тикхо – на имперской частоте связи орбитальной станции с планетами, когда до боли знакомые голоса родных слышны все хуже и хуже, и если не сможешь вовремя открыть глаза, еще и увидишь Алдераан. В его самые последние секунды.

Ведж слышит помехи на частоте эскадрильи. Помехи, мешающие расслышать голос, мешающие сконцентрироваться, унять бешенно стучащее сердце и дать команду. И обрывающиеся только после того, как смешаются с криком кого-то, чьи пустые глаза еще долго будут смотреть на тебя из ваккуумной темноты каждый раз, стоит только закрыть глаза…

Они случайно встречаются взглядами, Ведж со злой усмешкой поднимает кружку, и Тикхо поднимает свою.

Они сдвигают их молча, без единого слова. Ведь самые сокровенные желания должны оставаться несказанными. А они действительно верят, что когда-нибудь все это наконец-то закончится.

...

Название: Потерянные
Фандом: ГП
Персонажи: Лили Поттер-младшая, Скорпиус Малфой
Жанр: флафф
Рейтинг: PG
Дисклеймер: не мое

Когда о нас узнали, было много шума. Газетчикам нравилось смаковать несуществующие подробности нашей связи. Газеты пестрели самыми различными заголовками, в каждом из которых мелькали наши фамилии. Один заголовок я помню особенно четко: «История современных Ромео и Джульетты магического мира». Люди упивались скандалом, вызванным моей со Скорпиусом связью. Они ругали, защищали, ссорились между собой и не понимали. Ни один из них. Что не было никакой истории. И нас – тоже не было.

Впервые я встретила Скорпиуса в день своего семилетия. Я надеялась, что мама устроит домашний праздник, и мы соберемся всей семьей, как на день рождение Аля, но не получилось. В этот же день были выборы министра, и наша семья была приглашена на вечер в честь очередной победы Кингсли. Помню, папа хотел отказаться, и устроить таки домашний праздник, но мама настояла.
Эти «выходы в свет» я не любила настолько сильно, насколько их обожала мама. Казалось, она не пропускала ни одного такого сборища, и почему-то всегда таскала нас с собой. Обычно мне удавалось оставаться незамеченной, и толпа набрасывалась на моих братьев, спрашивая, советуясь, знакомясь. Но сегодня был мой день рождения.
Каждый, пришедший на прием, считал своим долгом подойти и поздравить меня, погладить по голове, и промямлить что-то несвязное.
- О, какой милый ребенок!
- Наверняка будущая звезда квиддича. При таких-то родителях!
- Малышка, ты уже умеешь летать?
- Вот вырастет команда для гриффиндора – она да братья. Никто тогда кубок отобрать не сможет.
- Верно, верно! А вы видели, как летает старший сын? Это что-то поразительное. Сразу видна любовь к полетам.
- Ну, это у него наследственное. С молоком матери, так сказать.
- Точно, точно. Вот вырастит, подастся в сборную, и Англия, наконец, возьмет мировой кубок.
- Жду - не дождусь.
- Нет, - я сказала это совсем тихо, но меня все-таки услышали. Я даже испугалась.
- Что, малышка, ревнуешь? – грузный мужчина, в очередной раз испортивший меня прическу, понимающе улыбнулся.
- Нет, - повторила я. Мне было до слез обидно, что все эти люди украли мой праздник. А еще почему-то было страшно сказать то, что рвалось с языка. Пришлось даже кулаки сжать, что б собраться с силами. – Джеймс ненавидит полеты, - очень медленно произнесла я.
«Ух, сейчас что-то будет», - подумала я и даже зажмурилась, ожидая этого чего-то. Но взрослые просто рассмеялись.
- Малышка, ты такая милая, когда ревнуешь.
Тут уже не помогли ни зажатые кулаки, ни глубокое дыхание. Слезы потекли сами собой, и я убежала. Подальше от этих глупых взрослых. Почему они мне не поверили? Ведь я сказала правду. Джеймс умел летать, и наверное, летал хорошо, но ему это никогда не нравилось. Он и летал-то только когда к родителям приходили гости, которым ни быть ни жить надо увидеть полет юного дарованья.
Я бежала по коридорам министерства, не разбирая дороги, и остановилась только тогда, когда перестала слышать звуки праздника. Передо мной две двери, и, недолго думая, я открыла левую. Папа не раз говорил, что бы я не лезла в неизвестные комнаты, особенно в министерстве, потому что это может быть опасно.
В комнате, куда я зашла, опасно не было. Здесь было красиво. Потолок был усеян мелкой россыпью светящихся фонариков, некоторые из которых были соединены друг с другом едва видимыми линиями. В этой разноцветной полутьме было так тихо, что плакать сразу расхотелось. На полке рядом со мной что-то булькнуло, и по комнате разнесся приятный запах. Мне стало интересно, и я уже собиралась вскарабкаться повыше, чтобы разглядеть таинственное варево, как позади меня кто-то произнес:
- Не стоит.
В темной комнате. В неизвестной темной комнате, где я вроде как одна. В том самом министерстве, где, по словам папы, так опасно. Конечно же, я завизжала.
- Люмос.
В комнате стало светло и совсем не страшно, а неведомый монстр из тьмы превратился в бледного светловолосого мальчика.
- Что ты тут делаешь?
- Тебе-то что? – мальчишка совершенно на меня не смотрел, и было в этом что-то успокаивающее.
- Хорошо, можешь остаться, - милостиво разрешила я. – Только не обращай на меня внимания.
- А ты не кричи.
- Договорились. И верни фонарики.
- Фонарики?
- Те, что были на потолке, когда я зашла.
- Эта карта галактик.
- Для тебя. Для меня – фонарики. Верни их.
- Дура. Нокс.
Комната вновь погрузилась в цветной полумрак, и я стала пересчитывать фонарики. На обзывательство я совсем не обратила внимания. Выросши с двумя старшими братьями ко многому привыкаешь.
Я представляла, что фонарики – это феи, прилетевшие, что бы устроить мне праздник. Они дарили мне подарки, танцевали, пели и рассказывали сказки про свою волшебную страну, где нет навязчивых взрослых, и куда они меня обязательно заберут.
Мне было так хорошо, что я совсем забыла про мальчишку. И не вспомнила, пока часы не пробили восемь вечера. Значит, меня нет уже больше часа. Интересно, они заметили, что я потерлась? Ох, если да, то мама сильно рассердится, и придется сидеть дома целую неделю, а то и больше. Без сладостей, без книг, без магии. Я стала пробираться к двери, и, нащупав ручку, собиралась уйти, как вспомнила, что не представилась.
- Лили Поттер.
- Мне все равно, - отозвалась темнота. И мне отчего-то стало легче.
- Спасибо, - искренне поблагодарила я, и захлопнула дверь.

Второй раз мы с ним встретились через четыре года, в Хогвартсе. Мои родители с нетерпением ждали моего поступления, ведь я была их последней надеждой на продолжение семейной традиции обучения в Гриффиндоре. Джеймс попал в Рейвенкло, что было неудивительно, при его-то занудстве и любви к учебе, а Альбус и вовсе в Слизерин. Помню, дома по этому поводу разгорелся целый скандал, и мама не разговаривала с папой больше недели, хотя в чем именно папа был виноват не смогли понять ни я, ни он. Поэтому родители не раз повторили, что я во что бы то ни стало должна уломать шляпу отправить меня в Гриффиндор.

- Так, так. Еще одна Лили.
- Я думала вы скажите «еще одна Поттер».
- И куда же ты хочешь попасть? Хочешь учиться с братьями или без них?
- Мне все равно.
- Неправда, девочка. Много в тебе намешано. Слизерин помочь может разобраться.
- Тогда отправляйте меня в Слизерин.
Шляпа замолчала, о чем-то задумавшись. Я попыталась усесться поудобнее – табурет был жестким.
- ГРИФФИНДОР!
Стол красно-золотых радостно взвыл, Джеймс тоже радостно хлопал, а Аль смотрел на меня с чувством превосходства. Ну да, они-то сами оказались другими, не такими, как должны были быть, а я вот именно такая. Предсказанная. Я медленно побрела к теперь уже своему столу, уселась с краю и кисло улыбнулась однокурсникам. Все вокруг говорили враз, и чаще всего слышалось «Поттер», «Гриффиндор», «так и должно быть». Казалось, во всем зале на меня не обращает внимание только один человек. Тот самый бледный мальчишка из давней комнаты с цветными фонариками. От его безразличия мне вновь стало лучше.

Пять лет в Хогвартсе прошли почти незаметно. Каждый год был похож на предыдущий: скучный, занудный, серый. И чем старше я становилась, тем сильнее было разочарование родителей. Я не увлекалась квиддичем, не блистала на защите от темных сил, трансфигурации или хотя бы зельях. Даже мантия-невидимка, торжественно переданная мне в честь поступления в Хогвартс, как единственной настоящей гриффиндорке, вот уже пятый год пылилась на дне сундука с одеждой.
Братья собственную «неукладываемость» в заранее расчерченный рамки переживали гораздо легче. Джеймса, полностью увлеченного нумерологией и арифмантикой, вообще мало что волновало. Серьезных воспитательных бесед с ним не получалось по той простой причине, что еще с третьего курса его перестали понимать. Нормально общаться он мог только с тетей Гермионой, которая не могла нарадоваться, глядя на Джеймса.
Воспитывать Альбуса было гиблым делом. Потому что он умел «включать Северуса». Я не совсем понимала о чем идет речь, но взрослые проникались. Аль мог хамить направо и налево с надменным видом, заставляя взрослых ходить на задних лапках. Мать его недолюбливала, но перечить боялась. Как будто с именами великих волшебников Алю передало еще что-то. При этом он не был грубым или жестоким. Аль сумел вырасти настоящим слизеринцем среди гриффиндорцев, и я страшно ему завидовала. Я тоже хотела быть как он – другой. А вместо этого я была Поттер, Лили, да еще и гриффиндоркой. Бледной копией своих предков.
Мне была невыносима фамилия Поттер. Потому что все лучше меня знали, что мне нужно, что мне нравиться, а что я не люблю. Знали еще до моего рождения. И когда вдруг обнаруживалось, что я совсем не такая, на меня начинали смотреть как на предателя.
- Иногда даже я сомневаюсь, что ты Поттер! – в порыве чувств крикнула мне мать.
- Тебе лучше знать, чья я дочь, - ответила я, за что получила пощечину.
Щека покраснела и опухла. На вопрос отца я сказала, что неудачно упала с лестнице. Отец поверил. Ему нравилось жить в красивом и правильном мире. Как будто убив Волдеморта он уничтожил все зло на планете.
Мне тогда помог Аль. Принес какое-то зелье, намочил им полотенце, приложил к щеке, и уже через несколько минут боль стала уходить.
- Спасибо.
- Не надейся. Я обязательно взыщу с тебя этот долг.
- О, великий Альбус Северус, прошу, распоряжайтесь моей никчемной жизнью по вашему мудрому усмотрению, - я шутливо раскланялась, а Аль улыбнулся и потрепал меня по волосам.
- Как ты умудрился сварить зелье так быстро?
- Что за глупый вопрос? Ты забыла, что я гений.
- Гений у нас Джеймс, а ты – показушник.
Аль стал собирать свои вещи, и я подумала, что он не ответит на мой вопрос. Но он ответил.
- Есть у меня один друг, который тоже не умеет ходить по лестницам.
Почему-то мне показалось, что я знаю, о ком он говорит.
В общем, рождественские каникулы пятого курса не задались.

Видимо, праздники не сложились не у меня одной.
Возвращаясь с отработки, заработанной на первом же занятии, я столкнулась со Скорпиусом.
- Привет, - неуверенно поздоровалась я. Мы с ним ни разу не разговаривали после того случая девятилетней давности.
- Привет, - безэмоционально поздоровался Скорпиус. И замолчал. Так мы и стояли посреди подземелий, смотрели в разные стороны и молчали.
- Пойдем к озеру? – вдруг предложила я. И сама удивилась.
- Зачем?
- Там молчать удобнее. И еще, там есть фонарики,- я почему-то улыбнулась.
- Дура. Это звезды, - Скорпиус улыбнулся в ответ.

С тех пор мы почти каждую ночь проводили у озера. Сидели молча, я смотрела на звезды, а он – на озеро. Было холодно, и ни чары, ни теплая одежда не спасали полностью, но я бы ни за что не отказалась от этих странных посиделок. Мы соблюдали договор, заключенный девять лет назад, и не разговаривали друг с другом.

В первый день весны Скорпиус поцеловал меня. И от этого поцелуя по телу побежали мурашки. Было приятно, сладко, а от осознания того, что Скорпиус Малфой, последний человек, с которым я, Лили Поттер, могу целоваться, становилось еще приятнее. Думаю, Скорпиус чувствовал тоже самое.
Мы целовались везде: в пустых классах, в нишах коридоров, у озера, на трибунах для квиддича. И мы до сих пор почти не разговаривали.
Весна в тот год была непривычно теплой.

О нас не знал никто, кроме Аля. Хотя, это не было удивительно. Казалось, в Хогвартсе нет ничего, о чем он бы не знал.
- Лили. Ты моя любимая сестренка.
- Просто я у тебя единственная сестра.
Мы улыбнулись. С Альбусом было почти так же легко, как со Скорпиусом.

А в его выпускной мы переспали. Без признаний. Без красивых слов. Без романтики.
Мне хорошо запомнилась та ночь. Я лежала в постели и думала, что люди специально придумывают так много красивых слов для таких простых вещей. Что бы не было слишком обидно от их тривиальности.
Скорпиус сидел на крае кровати и курил дешевые маггловские сигареты. Эта привычка была настолько немалфоевская, что я улыбалась каждый раз, когда он доставал из пачки новую сигарету.
- Я тебя не люблю, - это были его первые слова за сегодняшнюю ночь.
- Ты мне тоже не нравишься, - ответила я.
Мы всегда хорошо понимали друг друга.

А на следующее утро в пророке появилась наша фотография. Меня и Скорпиуса. В одной постели. И небеса рухнули. Такого скандала в моей семье еще не было. Кричали все. Мать почему-то плакала.
- Лили, скажи мне, внученька, - сквозь слезы спросила меня бабушка, - ты его любишь?
И я честно ответила:
- Нет.
Отец почему-то решил, что Скорпиус меня заставил, и что на самом деле я его ненавижу. Он даже хотел пойти разбираться с «этими хорьками», но дядя Билл смог его остановить.
А я сидела и удивлялась, почему люди так любят лгать себе, заменяя одно чувство другим. Искать зацепки, видеть во всем тайные знаки, пророчащие желаемое.
- Отсутствие любви не значит ненависть. Иногда это просто отсутствие любви. Ты должна знать это лучше всех, мама.
С тех пор я жила с Альбусом. Он снимал недорогую квартиру в Косом переулке. Я закончила Хогварст, поступила в магический институт во Франции, и успешно получила степень магистра по истории заклинаний. С отцом мы смогли помириться, и иногда переписывались. Джинни Поттер со мной никогда больше не разговаривала.

Я вернулась в Англию, никого не предупредив. На вокзале меня встретил Альбус. Я улыбнулась. Мой брат был самым волшебным существом во всем волшебном мире.
- Я знал, что ты вернешься.
- Ты всегда все знаешь.
- Лили, сделай то, зачем приехала.
- Иногда мне хочется, что б ты был непроходимо туп и бесчувственен.

Я пришла в министерство и ноги сами повели меня к той заветной двери. Я остановилась в нерешительности, и все никак не решалась повернуть ручку. Было страшно. Аль бы надо мной посмеялся.
Я зажмурилась и открыла дверь. Открыв глаза, я удивленно выдохнула. В кабинете ничего не изменилось: полумрак, россыпь звезд и тишина.
- Теперь-то ты знаешь, что это не фонарики?
Я хотела резко повернуться, но почему-то не смогла. Мы оба молчали. Это мы хорошо умели – молчать в присутствии друг друга. От Скорпиуса знакомо пахло сигаретами.
- Я тебе солгала.
- Я тебе тоже.

Именно в тот момент началась наша история, в которой можно было разговаривать до утра, целоваться у всех на виду, открыто улыбаться. Быть просто Лили и Скорпиусом.