…

Это словно болезнь, она знает. Словно хроническая болезнь – долгое время не подает признаков жизни, не мешает и не замечается. Можно спать, есть, разговаривать, улыбаться и те, кому ты улыбаешься не будут ничего знать. И может даже ты сама сможешь забыть. На какое-то время.

Оно появляется внезапно. Как рецидив – только спровоцируй. Случайные данные, случайная фотография, случайный взгляд – и оно возвращается.

Это как вспышка, но настолько короткая, что даже не успевает ослепить. И еще гул. Не шум, именно гул в голове, словно тысячи одинаковых по тону и тембру голосов негромко говорят что-то… И в голове должно быть много вопросов, но их нет. Они не формируются ни в слова, ни даже в мысли. Просто тихий отдаленный гул.

И все детективы – хорошие, как папа и хреновые, как Лэмб – зовут это подозрением.

…

Она не помнит день, когда впервые это ощутила. Холодок в позвоночнике и кончиках пальцев и почти незаметное напряжение во всем теле, словно интуитивное. Она не помнит этого дня так же как не помнит день, когда впервые осознала, что это неправильно.

Мешает жить.

И странно то, что она не пыталась ничего исправить. Дома, лежа на кровати темными вечерами, глядя в густую темноту под потолком, она думала, что так не должно быть. В работе – может быть, не в жизни. И ей хотелось даже встать с кровати, как в детстве прийти в спальню родителей, залезть на колени к отцу, обнять его, царапнувшись щекой об отросшую за день щетину, и спросить, как отделить работу от жизни.

В такие моменты она была другой. В такие моменты ей хотелось не оглядываться и не искать – уже по привычке – ружья, висящие на стенах. Хотелось просто жить.

Но наутро она просыпалась и снова становилась Вероникой Марс – самым известным школьником-детективом в Нептуне.

***

Он обнимает ее. Прижимает к себе крепко, но осторожно, боясь спровоцировать. Кажется – одно неверное движение, и она оттолкнет его. И ему снова придется поднять руки ладонями к ней и идти навстречу – медленно, шаг за шагом, что-то говоря, успокаивая…

Он кладет руку ей на затылок, гладит по светлим волосам, не зная как сделать так, чтобы она верила. Верила ему, верила в него. Верила в них.

Он знает – она верит только в себя.

Себе она тоже не верит.

…

И больше всего сейчас он боится потерять веру сам.

…

Она слишком нужна ему, чтобы молчать, когда его обвиняют. Чтобы не догнать и не удержать ее, когда она пытается уйти. Он ведь знает – на самом деле ей совсем не хочется уходить.

Но время идет, а сил на то, чтобы бежать за ней остается все меньше.

…

Он крепче прижимает ее к себе.

…

fin