– Не бойся, детка. Бойся. Прости.

Шепот. Приглушенный голос. Хриплый от возбуждения. Хриплый от одержимости. Незнакомый и знакомый.

– Не бойся.

Душно. Жарко и душно, ночь, темно и тесно, и он прижимает меня к барной стойке, и выщербленный край царапает кожу – больно, но боль не яркая, не сильная, только чуть-чуть, раздражающее чуть-чуть.

– Пожалуйста, - я не знаю, что пожалуйста. Пожалуйста, прекрати? Пожалуйста, продолжай? Или что-то среднее?

И я знаю, что он не станет слушать.

Я сопротивляюсь. Кусаю его ладонь, которой он зажал мне рот, царапаю спину. Зову – пытаюсь звать – Сэма, того Сэма, которого я знала раньше. Которому я почти верила. Теплая кровь во рту, привкус железа и ржавчины, серы. Теплая кровь на моих искусанных губах, и губы все еще ноют от его грубых поцелуев. И укусов.

Больно.

Он стягивает мои джинсы до лодыжек, раздвигает мои ноги коленом. Я сопротивляюсь, слабо сопротивляюсь – жар, ночь, темнота, возбуждение; демоны умеют заставлять, умеют побеждать. На глаза наворачиваются слезы, не от боли или страха, скорее от обиды. А он шепчет, и его дыхание щекочет мой живот.

– Не бойся. Не бойся, Джо. Ты же знаешь, я могу дать тебе много больше. Много-много больше. Ты хочешь меня, Джо. Хочешь.

И я кусаю его руку, впиваюсь зубами, пытаюсь сказать нет, но вкус его теплой крови одурманивает меня. И я больше не могу сопротивляться.

– Хочу, - выдыхаю я. – Хочу.

И выгибаюсь ему навстречу, развожу ноги шире, хочу вцепиться ему в волосы и прижать ближе, ближе, ближе. Голова кружится от жары и от предвкушения. Болезненное возбуждение волной разливается по телу. Я хочу. Не хочу, но хочу. Мое тело хочет. Мое сознание – слабое и ускользающее – сопротивляется.

И я разрываюсь на кусочки.

~~*~~

Я просыпаюсь резко, внезапно. Делаю резкий, глубокий вдох, захлебываюсь холодным ночным воздухом. В комнате темно и тихо, окно раскрыто нараспашку, решетка делит темное беззвездное небо на аккуратные квадратики.

Скомканные простыни мокрые от пота, мое тело все еще дрожит, и то самое болезненное возбуждение, преследовавшее меня во сне, никак не хочет спадать. Я прижимаю ладони к горящим щекам, переворачиваюсь на спину и утыкаюсь лицом в подушку. Искусанные губы ноют. От привкуса крови во рту меня подташнивает. Я чувствую себя усталой и разбитой, как будто бы я снова пережила весь тот кошмар. И я не знаю – было ли это во сне или наяву.

Знаю только, что это повторяется каждую ночь. Что каждую ночь я просыпаюсь, возбужденная и неудовлетворенная, и долго лежу без сна, глядя в темный потолок. И боюсь – смертельно боюсь – что демон оставил на мне свою метку.

Голова раскалывается от боли. Я протягиваю руку, шарю по прикроватному столику, что-то опрокидываю, роняю, сталкиваю на пол, но, наконец, нахожу телефон. Раскрываю, смотрю на тускло мерцающий экранчик и тру пальцами виски. Хочу позвонить, но не знаю, что сказать. Знаю только, что мне нужна помощь. Что я не справлюсь одна.

Мне нужна помощь.

Набираю номер по памяти – я уже пыталась позвонить сюда. Послушала гудки и отключилась. Я не могу рассказать об этом. Никому не могу.

Гудки, усталый женский голос – центр помощи жертвам насилия. Анонимный. Будто бы, если я расскажу обо всем им, мне станет легче. Будто бы, если я признаюсь, что меня изнасиловал – возможно, изнасиловал – одержимый демоном брат человека, которого я когда-то почти любила, мне станет легче. Не знаю. Может быть, станет. А может быть, женщина на другом конце провода покрутит пальцем у виска и сочтет меня очередной сумасшедшей.

Усмехаюсь, качаю головой и отключаюсь. Нет. Не сейчас. Не сегодня.

Сегодня я досчитаю до двадцати трех. И успокоюсь. Попробую успокоиться.

Я все еще дрожу от возбуждения, и мне все еще хочется чего-то. Хочется получить обещанное.

~~*~~

Бойся, детка. Черт побери, детка, бойся.

… один …

Полторы недели. На отрывном календаре двадцать девятое, и я по-прежнему не верю, что это действительно так.

… три …

Полторы недели. Уже полторы недели я не в себе. Полторы недели я вздрагиваю от каждого случайного прикосновения, мимолетного взгляда, шороха. Я сняла колокольчик над дверью, потому что всякий раз, заслышав его звон, я не могла унять дрожь. Полторы недели безумия.

… шесть …

Я бы вернулась, но я упрямая. Глупая и упрямая. Мне кажется, что я не смогла бы слушать горькие слова матери, все эти я тебе говорила. Ты мне говорила, мама. Я тебя не слушала.

… десять …

Я сплю с ножом под подушкой. Стискиваю в кулаке лезвие, и просыпаюсь от боли. Только поздно. Всякий раз пробуждение наступает слишком поздно.

… пятнадцать …

Я схожу с ума.

… девятнадцать …

Мне нужно кому-то рассказать.

… двадцать …

Мне нужно знать, что Сэм, демон, Сэм-демон, не сделал со мной ничего непоправимого. Не сделал со мной вообще ничего. Нужно знать, что когда-нибудь это пройдет. Когда-нибудь, я перестану видеть эти сны.

… двадцать два …

Мне нужен тот, кто знает, что делать.

… двадцать три …

Глубокий вдох.

~~*~~

– Хелло.

– Дин.

Небольшая, крошечная пауза, и он отвечает.

– Джо.

Я знаю его чуть больше трех месяцев, я влюбилась, полюбила и заставила себя разлюбить его, но всякий раз, когда я слышу его голос, у меня начинают дрожать руки. Все еще.

– Я…, - слова не хотят приходить. Правильные слова куда-то убежали и спрятались, а неправильные слишком неправильны, чтобы говорить их. Я не знаю, как начать и что сказать. Дин терпеливо молчит. – Я вижу сны, - мой голос дрожит.

– И?

Удивление, раздражение или насмешка? Не знаю.

– Неправильные сны. Словно бы… словно бы тот демон… Сэм… одержимый Сэм… сделал что-то со мной.
Дин… ты знаешь демонов. Такое бывает?

Он молчит. Я смотрю на часы – середина ночи. Поздно. Или рано.

– Бывает, - неохотно отвечает он. На заднем плане слышна какая-то возня, недовольный, заспанный женский голос. Я сжимаю руки в кулаки, ногти впиваются в ладони. Щеки горят. Дин что-то отвечает, прикрыв трубку ладонью.

– Ты где? – зачем-то спрашиваю я. – Извини.

Помехи, хлопает дверь, и теперь я слышу уличный шум – гудки машин, голоса. Дин где-то далеко, в большом городе. В каком-то большом городе. А я здесь.

– У тебя был амулет? – он говорит тихо, видимо не хочет, чтобы та женщина – девушка? – слышала наш разговор.

Амулет. Я стискиваю маленькую, холодную железную монетку.

– Был. Был, наверное. Я плохо помню. Был, - и мой голос все еще дрожит.

– Провалы в памяти?

– Нет. Хотелось бы, но нет.

– Реакция на святую воду, соль?

– Никакой.

– Что-то странное? Необычное?

– Да, но не сверхъестественное. Просто… напряжение.

Я слышу, как он вздыхает. А еще, должно быть, хмурится и пожимает плечами. Вспоминаются слова Сэма – ты для него всего лишь маленькая девочка. Глупая, маленькая, раздражающая, надоедливая, влюбленная.

– Дин?

– Да.

Глубокий вдох.

– Ты приедешь?

Семь секунд, я считала. Семь секунд, и он отвечает.

– Да.

TBC

Сегодня я сама отрываю листочек календаря. Сминаю, стискиваю в кулаке. Будто бы этот маленький листочек с большими черными цифрами и есть прошедший день. Будто бы вырвав, смяв и выбросив его, я смогу забыть.

Может быть. А, может быть, и нет. Не знаю.

Полночь уже миновала. Половинка луны в темном небе похожа на надкушенный плод, только вот следов укуса издалека не видно. А на мне он есть, след. Укус Сэма-демона. Я тоже надкушенный плод – попробованный, но не съеденный.

И мне кажется, я, наконец, могу с этим смириться. Могу ведь, правда?

~~*~~

Они приходят утром. Врываются в мою беспокойную жизнь – резко, неожиданно, как всегда. И снова колени чуть-чуть дрожат, снова я нервно тереблю в руках край фартука и боюсь обернуться раньше, чем следовало бы.

– Привет, Джо.

И я оборачиваюсь. На одно мгновение весь мир сосредотачивается в его глазах – не тех, черных, демонических глазах – а просто глазах Сэма. Настоящего Сэма. Наверное, настоящего Сэма. И волна паники, страха, даже ужаса захлестывает меня с головой.

И не надо считать до двадцати трех. Все обошлось одним мгновением, секундой. Секундой, и с таким трудом собранная на место жизнь вновь разлетается на кусочки.

Я вспоминаю.

Его глаза – беспросветно-черные, вобравшие в себя весь мрак, всю ту тьму, которой надо бояться и которую надо убивать. Его дыхание – горячее и прерывистое, щекочущее мою кожу, обжигающее. Его шепот – страстный и ранящий, причиняющий боль. Его руки. Его.

Вспоминаю, как я извивалась под ним, как прижимала его к себе, просила, умоляла. Жаждала. Плакала. Захлебывалась страхом.

Одна секунда, только одна секунда и еще один взгляд на Сэма Винчестера – и я вновь ныряю в темное, вязкое озеро ужаса и одержимости. И мне снова хочется кричать. Плакать. Бежать – далеко, далеко, далеко отсюда. Когда-то мне казалось, что я сильная. Теперь я понимаю – я слабая. Я надкушенный плод, неполная. Не целая. И нужно лишь совсем чуть-чуть, чтобы вновь рассыпаться на кусочки.

~~*~~

Дин удерживает меня за плечи. Я не помню, как и когда он затащил меня сюда, в тесный коридор между подсобкой и туалетами. Не помню, что я говорила – и говорила ли? – Сэму. Как будто бы кто-то стер эти несколько минут из моей памяти. Стер напрочь, и забыл заполнить пустой место чем-нибудь еще. Так и остался шероховатый след, как на бумаге от ластика.

Горло пересохло, и губы болят. И на ладонях остался глубокий след от моих же собственных ногтей. Но я уже почти в порядке.

– Извини, - поспешно говорю я, и хочу отстраниться, но Дин продолжает удерживать меня в том же положении. И смотрит, внимательно, всматривается в меня. Словно бы ищет что-то странное. А потом убирает руки с моих плеч.

– Ничего. Сэм понимает, - голос у него ровный, но взгляд по-прежнему настороженный. Опасный взгляд. Словно бы Дин вдруг решил, что я теперь опасна. Не просто маленькая, глупая и надоедливая, а еще и опасная.

Он протягивает руку и вынуждает меня наклонить голову влево. Я знаю, на что он смотрит. Там след от укуса, уже поблекший, но все еще различимый. А потом его взгляд скользит ниже, на расстегнутый ворот моей блузки и темный шнурок амулета на шее. Дин слегка касается блестящей монетки, переворачивает туда и обратно.

– Он был на тебе?

– Да, - киваю я, хоть и не уверена. Но сейчас, когда Дин рядом, все кажется проще. Сейчас, когда я больше не вижу Сэма и, если сосредоточусь, то могу отогнать воспоминания той ночи на задворки памяти. – Что ты думаешь?

Он медлит, глядя на меня. Коридор узкий, и я отступила к самой стене, но между нами все равно едва ли наберется двадцать сантиметров. Он слишком близко ко мне. Я слишком близко к нему. Я пытаюсь унять дрожь и не думать. Ни о чем.

– Тебе идет эта блузка, - и усмехается.

– Я не об этом.

Он пожимает плечами и отворачивается. И сейчас уйдет. Оставит все свои подозрения при себе, как всегда, как обычно. Дин никогда не делится своими подозрениями.

Я хватаю его за руку.

– Ты думаешь, что я одержима, - это не вопрос, утверждение.

Он морщится, но не пытается освободиться. Я сама чуть ослабляю хватку, но не отпускаю его совсем.

– Не важно.

– Я имею право знать?

Кривая усмешка.

– Имеешь. Я не думаю, что ты одержима.

– Дин!

– Не в общепринятом смысле. Возможно, демону нужно было, чтобы ты определенным образом реагировала на Сэма.

Вполне определенным образом.

… один …

– Если ты и Сэм не будете пересекаться некоторое время, я думаю, все обойдется.

Некоторое время – это всегда.

Я не смогу видеть Сэма, значит, я не увижу и Дина.

… два …

Я переживу. Так даже будет лучше. Если никто не будет раз за разом заново разрушать мою жизнь. Так будет лучше.

… три …

– Да, – соглашаюсь.

… четыре …

Я все еще цепляюсь за его руку. Все еще, как за соломинку. Как за последнюю возможность получить что-то. Что-то обещанное.

… пять …

Тогда, жаркой, душной ночью, демон шептал мне не просто какие-то слова. Не разрозненные, бессмысленные слова – это были обещания. Обещания чего-то такого, что только он мог дать мне. Обещания, от которых я замирала, застывала, от которых жар разливался по моему телу, и я начинала дрожать от предвкушения, ожидания. Обещания, которые никогда не будут выполнены, лживые, неискренние обещания.

Демоны лгут.

… шесть …

Но я хотела этого. Я хотела верить.

… семь …

Я протягиваю руку, и мои пальцы дрожат. Протягиваю руку и неуверенно касаюсь ворота его рубашки, замираю на мгновение. А потом шагаю ближе.

… восемь …

Руки Дина опускаются на мои бедра. Туда, где между фартуком, джинсами и блузкой виднеется небольшой участок обнаженной кожи.

… девять …

Я прижимаюсь к нему.

Время, вязкое и текучее, неумолимо бежит вперед. Ползет вперед. И я стараюсь не дышать, чтобы не спугнуть, не упустить момент.

А потом Дин отталкивает меня и уходит. Не на двадцать три, на десять. Не на мое рубежное число, не тогда, когда это должно было бы произойти. А вот так вот. Неожиданно.

Он останавливается у выхода в бар, что-то говорит, но я не слышу слов. Я просто смотрю на него и жду, когда он уйдет совсем. И надеюсь, что смогу это пережить. Что смогу снова разлюбить его. Как разлюбила уже однажды.

Я смогу.

Я должна.

И Дин уходит, зовет Сэма, и они уходят. Хлопает дверь – резкий, злой хлопок. Отрывистый, как слово «все». Теперь уже все.

И я медленно сползаю по стене вниз, сажусь на грязный пол и обхватываю колени руками.

TBC

ты только не взрывайся. я жду твоего офигительно-шикарного Дин/Джо. оченнь жду.

– Ты знаешь, что я могу дать тебе. Ты знаешь, детка, знаешь…

Знаешь, знаешь, знаешь, знаешь… Звук отражается от стен, возвращается – глухой, хриплый, чужой шепот, шепот демона, ближе которого теперь нет никого. Никого нет, есть только я – маленькая и жалкая – и он – терпеливый и настойчивый. И ранки, маленькие ранки от его зубов ноют, горят, щиплют – будто соли насыпали.

Я не здесь, я не там. Я где-то. Вне времени, вне пространства, вне всего. Пахнет гнилью и сыростью, и где-то капает вода.

– Пожалуйста, - молю я, и он улыбается. Заводит мне руки за спину, связывает. Веревка впивается в запястья, перетягивает, и кончики пальцев немеют. И я беспомощна. Абсолютно, совершенно беспомощна, в руках сверхъестественного существа. Игрушка для демона.

И со мной можно играть.

Я хочу его. Я болезненно одержима им. Я одержима тем, что он может мне дать, что он мне обещает, к чему он меня приближает, приближает и приближает, но никогда не даст достичь. Мнимое, лживое удовольствие, и боль, и одержимость.

– Пожалуйста.

Я тянусь к нему, хочу снова, снова и снова чувствовать прикосновения его пальцев, хочу, чтобы он снова обещал мне, снова дразнил меня и, наконец, позволил получить обещанное. Но он не позволит.

– Ты моя, - шепчет он. – Моя.

Я закрываю глаза, я не хочу видеть, что он делает со мной. Потому что это неправильно, это грязно, это непристойно и это приятно. Многообещающе.

Я принадлежу ему. Я его.

Липкая влага на моих бедрах, и мучительно-сладкая судорога, и я стискиваю зубы, чтобы не кричать, не молить, не стонать. А он отстраняется. И темнота, которую надо убивать, смеется надо мной. Смотрит на меня его глазами, на меня, жаждущую и умоляющую. Продавшуюся сладкоречивому демону. Отдавшуюся демону.

– Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.

~~*~~

Я просыпаюсь от собственного крика. Как всегда резко, неожиданно. Раскрываю глаза, и жду, пока наваждение ускользнет. И понимаю – я не одна.

Я привыкла узнавать его. По голосу, по движениям. По запаху. Когда-то я любила твердить, что это связь, это узы, но сейчас я знаю – нет. Нет никакой связи, и не было. Были фантазии и желания, надежды, которые никогда не сбудутся. Был демон, который лгал. И говорил правду, потому что правда тоже причиняет боль.

Я приподнимаюсь на локтях. Смотрю на себя, непристойно изогнувшуюся, в задравшейся до груди футболке, и чувствую, как горят щеки. Мне стыдно, мучительно, невыносимо стыдно, потому что меньше всего на свете я бы хотела, чтобы Дин видел меня такой. Одержимой, сексуально одержимой демоном. Извивающейся во сне, пытающейся поймать ускользающее удовольствие. И кричащей, умоляющей.

Продавшейся.

Одеяло соскользнуло на пол, и я могу только поспешно сесть, подтянув колени к груди, сжаться. И ненавидеть себя.

– Значит, это так, - говорит Дин. И его голос звучит странно. Непривычно. По-другому.

Он сидит на стуле у стены, напротив моей кровати, сидит неподвижно, и я не могу различить его лица. Не могу понять, как же он смотрит на меня сейчас. Не могу понять, презирает он меня или жалеет.

Мне стыдно. Почти больно, как бывает, когда ускользает последний шанс. Когда ты понимаешь, что шанса больше не будет.

– Да, - тихо отвечаю я. Когда говоришь тихо, не так понятно, что голос дрожит. – Зачем ты вернулся?

Он молчит. Все, что я слышу – отчаянный стук собственного сердца, перегоняющего кровь туда и сюда, горячую кровь, с привкусом соли и серы. Одержимая демоном. Одержимая.

– Хочешь кофе? – глупый вопрос. Но он соглашается.

– Давай.

~~*~~

Я зажигаю свет в кухне, жмурюсь, прикрываю глаза рукой. Дин стоит позади меня, прислонившись к двери, и я чувствую его взгляд. Я думаю, что чувствую его взгляд. И мне неловко.

Возбуждение еще не спало, и мне хочется что-нибудь сделать, как-нибудь помочь себе – но пока Дин здесь, я не могу. Мне остается только кусать губы и искать банку с кофе на верхней полке кухонного шкафчика.

– Почему ты вернулся? – повторяю я. Разговоры отвлекают, успокаивают, я говорю и думаю о словах, не об ощущениях. Ощущения уйдут, исчезнут.

– Ты не говорила, что он сделал с тобой.

– Ничего, - качаю головой я. – Тогда он не сделал ничего. Все началось потом, позже.

Снимаю банку, ставлю на стол. Оборачиваюсь, наконец.

– Что мне делать?

– Поставить кофе на плиту, - усмехается Дин. – Только включить сначала.

Я не знаю, почему вдруг в глазах появились слезы. Я не знаю, почему я шагнула вперед и вцепилась в него, уткнулась в потертую кожаную куртку, пахнущую дымом и дорожной пылью. Не знаю, почему его руки сомкнулись на моих бедрах, почему он притянул меня к себе, прижал плотнее.

– Дин…

– Это было довольно-таки… многообещающее зрелище, - бормочет он, и это что-то вроде извинения. Наверное.

Мы рядом. Ближе, чем когда-либо были, ближе, чем я когда-либо хотела быть. Все возвращается – возбуждение, обещания; только вот рядом со мной уже не демон. Уже нет.

Я знаю, что он оттолкнет меня. Знаю. Я могу считать, могу не считать – это произойдет.

Но он не отталкивает меня. Его руки скользят выше, под футболку, и грубая кожа его ладоней царапает мне спину. Я прижимаюсь к нему. Как липучка – захочешь, но не оторвешь.

Поднимаю голову, смотрю ему в глаза.

– Пожалуйста, Дин, пожалуйста. Я не могу больше так, не могу, не…, - и он прижимает мне палец к губам. Качает головой – нет, нет, нет и нет. А я хочу… умолять. Просить.

– Я не хочу твоих слез на своей совести.

– Я не буду плакать. Не буду…, - и слезы текут по щекам. Соленые, глупые слезы.

И Дин сдается. Приподнимает меня, вынуждает опереться о край столешницы, и я обхватываю ногами его бедра. Тяну к себе. Не хочу отпускать.

– Пожалуйста…

И темнота, затаившаяся в углах, уголках и щелях, смеется надо мной.

Я могла бы составить длинный список того, что я сделала, хотя не должна была бы. Длинный список, почти бесконечный. Его можно было бы свернуть в трубочку – как обычно свертывают длинные листы бумаги – и спрятать в шкаф. Скелет в шкафу. Мой собственный скелет в шкафу.

Я привыкла жалеть. Привыкла делать, думать и ненавидеть себя за сделанное. Привыкла гадать – что было бы, если бы я сказала не то, а это. Если бы я сделала не то, а это. И, главное, я всегда получала от этого странное удовольствие.

Но не сейчас.

~~*~~

Ночь, темно и душно, и я лежу на кровати, накрывшись простыней. Широко раскрыв глаза, вглядываюсь в темноту. Прислушиваюсь к ровному, размеренному дыханию Дина, и знаю – просто знаю – что он не спит. И в этом и есть близость.

Не в том, что было. Не тогда, когда я плакала, кричала, вырывалась и умоляла. Не тогда, когда я пыталась не вспоминать и не сравнивать, не думать – забыть – о Сэме-демоне. Не тогда, когда я вспоминала, и непонятное, противоестественное, призрачное чувство захватывало меня целиком. Не тогда.

Сейчас.

Я вглядываюсь в темноту – смазанные линии, стертые недостатки. Черно-серый мир, которого я никогда не понимала. Которого я никогда не пойму, наверное.

Почему демоны выбирают тех, кого они выбирают? Почему преследуют их в беспокойных снах, мучают, обещают? Почему Сэм, почему я, почему не Дин?

Я смотрю на него, украдкой. Он рядом, но в то же время и не рядом. Со мной и не со мной. И я смотрю на него и гадаю, была ли хоть одна женщина, с которой он действительно был. И надеюсь, что ее не было. Потому что тогда – и это глупая надежда – но тогда у меня есть шанс. Маленький, крошечный, почти незаметный шанс. Что когда-нибудь я смогу быть рядом с ним, снова. Смогу быть рядом для него, как он был сегодня для меня.

– Ты знаешь, что я могу тебе дать, детка, - шептал мне демон. А сейчас, в это самое мгновение, короткое и мимолетное, я ничего не хочу для себя. И обещания ничего не значат. Что бы он ни обещал, сейчас мне ничего не нужно.

И я улыбаюсь. Впервые за долгое время я улыбаюсь.

~~*~~

Я просыпаюсь среди ночи, резко, внезапно. Как много раз просыпалась до этого. Одна. И решетка делит темное небо на аккуратные квадратики. Все по-прежнему.

Подтягиваю колени к груди, сажусь. Гадаю – снилось ли мне все, или нет. Кусаю губы. Потом натягиваю футболку и босиком выбегаю во двор. Надо мной беззвездное небо, рваные клочья черных облаков, и я ежусь от пронизывающего, холодного ветра.

Импала здесь. Черная, простая и элегантная в своей простоте. Я смотрю на нее, переминаясь с ноги на ногу, цепляюсь за этот кусочек ускользающего постоянства. Импала здесь, и значит пока все в порядке.

– Только не говори, что ты хочешь угнать мою машину.

Я улыбаюсь. Нет, я бы просто спряталась в багажник и ездила с ними по бесконечным дорогам Америки. Но этого не будет.

И Дин опять подшучивает надо мной. А это, наверное, значит, что он простил мне все, что было.

– Уезжаешь?

– Первоначальный план мне все еще нравится, - отвечает он. Подходит ко мне, останавливается рядом, протягивает руку и чуть касается амулета на моей шее. – Остерегайся демонов, Джо.

– Буду, - киваю я. Я и правда буду. Наверное.

Он пожимает плечами и идет дальше. К Импале. Где есть место только для него и Сэма. А третий, как известно, лишний.

Когда-то мне было больно. Сейчас – нет. Я смотрю ему вслед, как он идет через двор. Уверенно, решительно. Дин всегда такой. Всегда знает, что делает. Потому, наверное, я и восхищаюсь им. А, может, и не только потому. Если бы я знала, за что я люблю Дина, мне не было бы так трудно его разлюбить.

– Я позвоню, - говорит он напоследок, и садится в машину. Это ритуал у него такой. Хотя мы оба знаем, что он не позвонит. Вернуться, может, и вернется, а позвонить – нет.

И я стою на холодном бетоне, босиком и смотрю ему – им – вслед. Пока черная Импала не исчезает за поворотом.

Fin

йопля была бы, если был бы "экстаз". а "обещание" - это почти, да не совсем.
(хее, я может быть и написала бы ту самую йоплю, если бы не на трезвую голову дописывала... но дописывала я как раз таки на трезвую)

Quote

это настолько ОНО

оно - в смысле челленджу соответствует? довольна, провокатор?

куда еще? челленджи закончились.

а этих я не знаю, куда пристроить... кроме Кейт/Доки, разве что.

точно!!! уря. ты по Труше уже давно собираешься написать. давай уже что ли, выполняй обещание)))

?! охренеть. вот никогда бы не подумала

и Дин - это наше все.